правого бедра: на ощупь она была податливая и волнистая. Вспомнив, какой лабиринт поршней и клапанов скрывается под капотом такой машины, он подумал, до чего здорово было бы посмотреть, как мастера на заводе ее собирают.

– Так ты, выходит, живешь там? – спросил водитель. – В Ричардсе? – Выговор у него был правильный, как у образованного человека.

– Да, сэр. С мамой и папой.

– Понятно, – ответил тот. – А звать тебя как?

– Гарри, – ответил Клейтон.

– А меня можешь звать мистером Симмонсом. – Он кивнул, точно они пришли к соглашению.

Какое-то время они ехали молча. Клейтон не хотел первым начинать разговор и плотно сжал губы, чтобы не сморозить какую-нибудь глупость. Теперь, когда он уже передвигался не на своих двоих, его охватила тревога и он все высматривал полицейские машины. Бранил себя за то, что так рано перестал прятаться. Ему представился Фредди Рич во главе поискового отряда: в руках у него фонарик, а в лучах солнца сверкает тяжелая пряжка ремня в виде головы буйвола. Этот самый ремень Клейтон помнил во всех деталях: и его очертания, и звук удара о бетонный пол. Дома за окном стали попадаться все чаще, и наконец «паккард» заскользил по центральной улочке какого-то города. Парень вжался в спинку сиденья, надеясь, что водитель этого не заметит, но вскоре они снова выехали на пустынную дорогу.

– А лет тебе сколько? – поинтересовался мистер Симмонс. Они только что проехали закрытую автозаправку, колонки на которой до того проржавели, что походили на огородные пугала. В окне показалась белая церковь и маленькое кладбище, земля под ним кое-где просела, и надгробия покосились, так что теперь оно напоминало рот, полный гнилых зубов.

– Пятнадцать, – ответил Клейтон. Он вдруг понял, кого ему напоминает водитель – мистера Льюиса, хозяина дома, где они прежде жили. Не заплатишь ему в первый день месяца – на второй окажешься на улице. Клейтона замутило. Он сжал кулаки. Он твердо решил, что будет делать, если водитель положит руку ему на ногу или попробует прикоснуться к члену. Он уже много раз клялся себе, что вмажет Фредди Ричу по лицу, вот только когда наступал момент, Клейтон всякий раз замирал, точно парализованный. Но сегодня он чувствовал, что и впрямь ударит. Воля подарила ему силы.

– Ты в школе учишься, а, парень?

– Да, сэр. – Сегодня был вторник – Клейтон в этом не сомневался. Он все высчитал. Обычно Фредди Рич утаскивал его в субботу вечером. За нас никто бы и десяти центов не дал, да и то дороговато.

– Образование – это важно, – проговорил мистер Симмонс. – Оно открывает двери. Особенно таким, как ты. – Прошло мгновение. Клейтон прижал ладонь к сиденью и развел пальцы, точно баскетболист, взявший в руку мяч.

Через сколько дней он доберется до Гейнсвилла? Название приюта, где жила Белл, он запомнил, – «Дом мисс Мэри», – но придется расспросить, где его искать. Что за город Гейнсвилл? Прежде чем привести план в исполнение, многое еще надо предусмотреть. Белл придумает секретные позывные и места встречи, о которых никто, кроме нее, знать не будет, – это у нее всегда здорово получалось. Пройдет немало времени, прежде чем она снова укутает его в одеяло и успокоит своими словами. Если она будет неподалеку, он непременно этого дождется. «Тише, Клейтон, тише…»

Вот о чем он размышлял, когда «паккард» проехал мимо каменных колонн, стоявших в самом начале подъездной дороги, ведущей к Никелю. Не так давно мистер Симмонс оставил пост мэра Элеанора, но из состава школьного совета не вышел и был в курсе всех новостей. Трое белых воспитанников, направлявшихся в мастерскую, видели, как Клейтон выходит из машины, но не поняли, что это и есть тот самый сбежавший мальчишка, а когда в полночь грозно взревел вентилятор, разнося недобрую весть полусонным ребятам, они не догадались, из кого сейчас «лепят мороженое». Не знали они тогда и того, что если посреди ночи к школьной свалке едут машины, значит, тайное кладбище пополнилось на одного. Историю Клейтона Смита никелевцы узнали от Фредди Рича, который пересказал ее своей новой жертве в качестве наглядного примера.

Можно сбежать, надеясь на спасение. У некоторых получалось. Но у большинства – нет.

Существовал и пятый способ выбраться из Никеля – если верить Элвуду. Он придумал его после бабушкиного приезда в день посещений, в теплый февральский полдень, когда семьи собрались за столиками для пикника, расставленными на улице, неподалеку от столовой. К местным ребятам родители наведывались каждые выходные – с гостинцами, новыми носками и городскими вестями. Но так как в Никель свозили ребят со всего штата, от Пенсаколы до островов Кис, большинству семей приходилось проделывать огромный путь, чтобы повидаться со своими непутевыми сыновьями, а это почти всегда долгие и утомительные автобусные переезды, теплый сок и крошки, сыплющиеся на колени из вощеных бумажных кульков с сэндвичами. Когда огромные расстояния и занятость родителей на работе делали эти визиты невозможными, среди никелевцев находились и такие, кто понимал, что родственники от них просто открестились. В дни посещений после церковной службы надзиратели сообщали мальчикам, кто из них может подняться на холм к гостям, а оставшиеся внизу, отводя взгляды от вершины холма, где происходило воссоединение ребят с родителями, отправлялись на игровые площадки, в столярную мастерскую или в бассейн: белые никелевцы – утром, черные – после полудня.

Гарриет обычно приезжала в Элеанор дважды в месяц, но прошлый визит пропустила по болезни. Она прислала Элвуду письмо, в котором рассказывала, что у нее бронхит, и приложила несколько газетных вырезок, которые, как ей казалось, придутся ему по душе: заметку о выступлении Мартина Лютера Кинга в Нью-Арке, штат Нью-Джерси, и целый красочный разворот о космической гонке. Когда он наконец увидел, как она медленно идет ему навстречу, ему показалось, что она постарела на несколько лет. Болезнь обточила ее и без того миниатюрную фигуру, под тканью зеленого платья отчетливо вырисовывались ключицы. Заметив Элвуда, она остановилась, позволив ему самому подойти к ней, чтобы они смогли обняться. А заодно и воспользовалась минутной передышкой перед последними шагами до столика для пикника, который ему выделили.

Он обнимал ее дольше обычного, уткнувшись лицом в плечо. Потом вспомнил про остальных ребят и отстранился. Лучше к себе лишнего внимания не привлекать. Гарриет он ждал очень долго, и не только потому, что она пообещала, что в следующий раз приедет из Таллахасси с добрыми вестями.

Ход его жизни в Никеле замедлился до безропотного шарканья. После Нового года не произошло ничего знаменательного. Несколько раз они наведывались в Элеанор с доставкой постоянным клиентам, и Элвуд знал, что их ждет на каждой из остановок, и даже не раз напоминал Харперу, что им в эту среду, к примеру, надо заехать в магазин «Топ-шоп» и в ресторан – схожим образом он когда-то помогал мистеру Маркони в табачной лавке. В жилых корпусах стало куда тише, чем осенью. Потасовки и драки теперь случались редко, и Белый дом простаивал без дела. Когда стало понятно, что Эрл протягивать ноги не собирается, Элвуд, Тернер и Десмонд простили Джейми. Почти каждый день они играли в «Монополию», и эти игры не обходились без перекраивания правил, тайных сговоров и мести. Потерянные фишки заменили пуговицами.

Чем обыденнее протекали дни, тем мятежней становились ночи. Он просыпался после полуночи, когда все уже видели десятый сон, встревоженный воображаемым шумом: шагами у порога, визгом плети под потолком. Он щурился во мрак – но там ничего не происходило. А после часами маялся, терзаемый смутными мыслями, обессиленный отчаянием. Его сломил даже не Спенсер, не надзиратель, не неведомый враг, дремлющий в комнате номер два, его сломило то, что он перестал бороться. Он обманывал себя, думая, что одержит победу, если станет избегать неприятностей, осторожно лавировать,