Ольга сидела в кресле, в котором ее хотел снять Аарон. Собственно, она пришла еще утром, но, вместо того чтобы сразу приступить к работе – Эухенио Мак-Кензи, муж Ольги, заказал ее новый портрет к годовщине их свадьбы, – они сидели и болтали.

Однако это даже не плохо, потому что сейчас, в полдень, освещение в ателье, как считал Аарон, было самым лучшим. Мимолетная улыбка скользнула по лицу фотографа. Он некоторое время спокойно рассматривал Ольгу, обдумывая образ, в котором он хотел запечатлеть ее на этот раз.

На Ольге было темно-синее закрытое платье с высоким воротником. Она грациозно сидела возле чаши с фруктами, протянув руку за апельсином. Ее волосы тоже украшали искусственные цветки апельсина. Действительно, было очень легко делать эффектные портреты Ольги. Ее естественная красота хорошо смотрелась как в простых платьях, так и в вечерних роскошных нарядах. Кроме того, она обладала уникальным даром: замирала и смотрела в одну точку, пока снимок запечатлевался на пластинке в камере фотоаппарата. При этом она выглядела абсолютно естественно.

– Кларисса Крамер, экономка доктора Метцлера, – задумавшись, ответил на вопрос Ольги Аарон. Он начал готовить фотоаппарат. Когда Ольга удивленно подняла брови, Аарон добавил: – Сейчас я запер дверь, чтобы нашей работе никто не мешал.

Казалось, Ольга совершенно не слышала его последних слов. Она задумчиво склонила голову набок.

– Странно, я еще здесь никогда ее не видела.

– Я тоже, – подтвердил Аарон.

Он вставил в аппарат пластинки, на которых должны были запечатлиться кадры. Нет, Кларисса Крамер до этого момента еще ни разу не удостаивала своим вниманием ателье Аарона Церты, хотя он этого и очень хотел. И не только потому, что Кларисса была ему симпатична. Его больше привлекала возможность отобразить ее красоту, которая чем-то так трогала фотографа. Может, тогда он смог бы лучше ее понять. Эта женщина была окружена ореолом тайны. С тех пор как Церта заметил девушку рядом с Метцлером, он непременно хотел познать ее суть. Кроме того, Аарон был уверен, что фотографии получатся замечательные. Как и Ольга, Кларисса идеально подходила для портрета. Их лица были просто созданы для того, чтобы их фотографировали.

Аарон мысленно вернулся к началу своей работы в Росарио. Отто Герман сдержал слово и помог другу начать новую жизнь, после того как Аарон Церта счастливо сошел на берег с карантинного судна у Кусенады и через Буэнос-Айрес по реке Парана добрался до Росарио.

Первые недели Аарон провел на «saladero», которым Отто помогал управлять. Производство находилось на возвышенности у реки Парана. На многие мили вокруг его окружали камыши, лес и заросли кустарников. В жаркое время года здесь водились миллиарды москитов, которые делали жизнь просто невыносимой. Когда начиналась «faena» – время забоя скота, продолжавшееся от двух до двух с половиной месяцев, – тут ежедневно забивали и обрабатывали от восьмисот до тысячи голов рогатого скота.

Отто помог быстро найти подходящее помещение для фотоателье. Поначалу дело шло ни шатко ни валко. Однако вскоре Аарон получил признание у высших слоев общества в Росарио. Даже здесь, на краю света, в каждой семье были так называемые «семейные» альбомы. Еще одной причиной удивительного успеха ателье Церты стала Ольга Мак-Кензи, точнее, фотографии прекрасной сеньоры, которые Аарон поместил в витрину. Жители города любовались его работами. Это способствовало процветанию бизнеса.

Во время первой встречи Аарон и Ольга больше разговаривали, чем занимались фотографией. Сначала это были беседы ни о чем, обмен впечатлениями о жизни в Новом Свете. Потом Аарон узнал, что Ольга перебралась в Аргентину из России. Аарон говорил по-русски не так бегло, как по-польски, но и этого хватило, чтобы порадовать Ольгу. Как она сама сюда попала, Ольга так толком и не рассказала, но внимательно выслушала историю фотографа. Аарон сам удивился, как много рассказал ей. Она узнала о смерти его отца, о жизни с дядей в Лондоне, о путешествии в Аргентину. О судьбе матери Аарону было говорить тяжело. Кто сможет понять, на что тогда решилась Руфь Черновицкая? Ольга, к счастью, не настаивала и удовлетворилась его туманными отговорками.

Аарон тоже не расспрашивал ее, не уточнял, соответствуют ли действительности слухи о том, что Ольга Мак-Кензи была когда-то куртизанкой. Для Аарона она была сеньорой Мак-Кензи, очень порядочной клиенткой. Более того, она стала ему хорошим другом.

За состоятельного Эухенио Мак-Кензи Ольга вышла замуж поздно. Брак оказался бездетным, но пара жила счастливо. Муж и жена были довольны друг другом. Никто не слышал, чтобы в доме Мак-Кензи происходили какие-либо ссоры. После свадьбы Ольга стала вхожа в высшее общество города Росарио. Ее часто и охотно приглашали на светские мероприятия, что также способствовало привлечению клиентов Аарона.

Несмотря на то что Аарон, будучи успешным фотографом, был постоянно занят, он любил посидеть и поболтать с Ольгой. Она всегда пребывала в хорошем настроении, поэтому беседа шла легко и непринужденно. Лишь изредка, на какой-то миг в ее облике появлялось нечто печальное, отчего Аарон понимал, что далеко не все о ней знает, что у Ольги на душе тоже есть тяжкий камень.

Голос Ольги вновь отвлек Церту от мыслей.

– Она красивая молодая женщина, – неожиданно произнесла Мак-Кензи, – но всегда очень грустная.

Аарон кивнул. Да, ему это тоже бросилось в глаза, но он не знал, что сказать на это.

Он попросил Ольгу Мак-Кензи еще раз поправить юбки. Она выполнила просьбу. Когда он встал за камеру и улыбнулся ей, женщина улыбнулась в ответ. А потом Ольга так тяжело вздохнула, что у Аарона сложилось впечатление, что она так же печальна, как и Кларисса Крамер.

Через два месяца сеньорита Крамер была приглашена в дом Мак-Кензи на прием. Это приглащение на первое для нее светское мероприятие в Росарио было для Клариссы неожиданным. И вот теперь она стояла посреди шумного праздника и напрасно пыталась сориентироваться, словно никогда не бывала на таких приемах. Конечно, сначала она наотрез отказывалась сопровождать Роберта, но потом сообразила, что отказом только привлечет к себе ненужное внимание. Была еще одна причина принять это приглашение: с того дня как она сбежала из ателье Церты, Кларисса очень тяжело переживала часы одиночества. Такое время наступало, когда Роберт отправлялся с визитами к больным. Любой шум, стук повергали ее в ужас.

– А что скажут люди? – такой вопрос мучил ее сегодня перед отъездом к Мак-Кензи.

– Пусть люди думают и говорят, что хотят, – сказал ей Роберт, поправляя бабочку перед зеркалом. – Мы же не можем ничего с этим поделать. Твое появление станет темой для разговоров, пока не появится что-то новое и неожиданное.

При этих словах Кларисса лишь потупила глаза. Роберт был прав, но его увещевания не успокоили ее. Он даже купил ей новое платье для этого праздника и просто не принимал нерешительных отговорок Клариссы.

– Мы идем на прием, Кларисса. Я не собираюсь держать тебя взаперти на кухне.