В конце концов, рука нащупывает горлышко бутылки. Это «Ред Лейбл», я прихватила его на одной из наших стоянок. Немного больше времени уходит на то, чтобы найти бинт. Со всем этим я возвращаюсь к дивану, на котором лежит всадник.

Мор смотрит на то, что я принесла.

– Это твое, – последнее слово он выделяет так, будто не хочет иметь с моим барахлом ничего общего.

Не удивлюсь, если Мор боится моего внимания и помощи, даже больше, чем я – его.

– Мне захотелось с тобой поделиться, – разматывая бинт, я подхожу к нему.

Он пытается привстать, но я не позволяю зайти слишком далеко. Хватаю за плечо и принудительно укладываю на диван.

– Я сам исцелюсь, – настаивает он, хмуро переводя глаза с бинта на бутылку виски, которую я поставила на журнальный столик.

– Да, конечно, сам, – соглашаюсь я и приношу с кухни стул.

Сажусь и откручиваю крышечку с бутылки, пристально рассматривая раны всадника.

– Я против, – говорит Мор, но больше не пытается уклониться. Хотя, на самом деле, не знай я точно, что это невозможно, сказала бы, что в его глазах появилось любопытство.

Никто никогда о нем не заботился.

– А я твоего согласия и не спрашивала, – я смачиваю бинт щедрой порцией виски.

– Раздражаешь.

Я удивленно поднимаю брови, потом киваю, соглашаясь с ним. Я могу быть ух какой раздражающей.

– Ты ведь не хочешь заставить меня страдать? – печально спрашивает он, внимательно следя за моими действиями.

– Я никогда не хотела, чтобы ты страдал, – отвечаю я. – Даже когда стреляла в тебя.

Подношу смоченную спиртным марлю к первой ране.

Когда ткань касается открытой раны, Мор громко шипит.

– Ты лжешь, смертная. Это – страдание.

Получить десятки пуль и жаловаться, когда в рану попало немного спирта?

– Это дезинфекция.

– Я прекрасно могу очистить свои раны и без твоих жестоких методов.

Да ведь он прав.

– Отлично, – я встаю, иду в кухню и роюсь в шкафах, пока не нахожу пару стаканов. Возвращаюсь и, налив на палец виски в каждый стакан, один протягиваю Мору.

Он принимает его из моих рук, принюхивается и морщится от запаха.

– Это поможет унять боль, – объясняю я.

– Какая разница? – он опускает стакан. – В конце концов я все равно восстановлюсь.

– Ой, да ради… – плеснув себе двойную дозу, я залпом выпиваю виски и отставляю стакан.

Пациент из Мора просто ужасный.

Я снова берусь за бинт, собираясь хотя бы перевязать ему раны.

Но он ловит меня за руку.

– Сара, – тихо говорит он, – прекрати это. Я ценю твой порыв, но он напрасен.

Он еще говорит, когда из его шеи выскакивает пуля.

Смотреть неприятно.

Наши взгляды встречаются.

– Как скажешь.

Не собираюсь его уламывать – нет так нет.

Я встаю, прихватив бутылку «Ред Лейбл» и свой стакан.

Уже на середине комнаты меня настигает его вопрос.

– Куда ты?

– Хочу принять ванну.

Мне, черт тебя дери, просто необходимо побыть одной.

Я закрываю глаза и вытягиваюсь в ванне, держась за край и лениво покачивая стакан с виски. Мне почти удается начисто забыть, что жизнь целиком и полностью пошла под откос, и за нее не дадут даже коровьей лепешки.

В коридоре слышится топот и возня – это Мор пытается до меня добраться. Минуту спустя дверь, скрипнув, отворяется. Я чуть заметно приоткрываю глаза – только щелка, но достаточно широкая, чтобы увидеть, как он, хромая, пробирается в ванную, держась за живот, и сжимая в руке стакан с нетронутым виски.

– Я хочу остаться одна, – говорю я, снова закрывая глаза. Прикрыться? Не собираюсь тратить на это силы. Он уже видел меня голой. Не один раз. К тому же, вряд ли он воспылает ко мне страстью именно сейчас, когда едва не разваливается на куски.

– Смертная, ты определенно забыла, что являешься моей пленницей.

Была когда-то. И ему приходилось как следует меня стеречь, чтобы не убежала. Но что-то мне подсказывает, что теперь все иначе. Это должно меня беспокоить, но не сейчас. Думать мне больше не о чем.

Я фыркаю.

– Ты серьезно думаешь, что я собираюсь удрать?

– Ты пыталась в Ванкувере.

Все равно не открою глаза и не дам ему испортить этот редкий момент удовольствия от ванны.

– И ты бы попытался, если бы тебя хотел растоптать всадник.

Мор хмыкает, но потом погружается в молчание.

– У этого напитка чудовищный вкус, – неожиданно замечает он.

Значит, все-таки попробовал, когда я не смотрела. Хитрец.

– Считается, что крепкое спиртное пьют не из-за вкуса.

Я отпиваю из своего стакана.

Мор недовольно мычит.

Немного приоткрыв глаза, успеваю увидеть, как он быстро расправляется со своей порцией виски.

Взяв стоящую рядом бутылку, протягиваю ее в знак примирения.

Помедлив (наверное, взвесив, насколько греховен алкоголь и как стремительно он пятнает свою непорочную душу), Мор берет у меня бутылку и наполняет свой стакан. Двигается он неуклюже – возможно, недооценил крепость напитка.

Налив себе виски, он обращает внимание на этикетку.

– «Джонни Уокер Ред Лейбл», – читает он. – Я видел, как ты поила этим умирающего.

Он о том безымянном мужчине, умершем от лихорадки – первом, которого я встретила. Мор видел, как я давала ему спиртное?

– Если выпьешь, становится не так больно, – говорю я.

– Люди пьют не затем, чтобы унять боль, – возражает Мор. Это утверждение, но в нем мне слышится завуалированный вопрос.

– Иногда для этого, – и потом, не всегда же боль бывает телесной. – Но не всегда, ты прав, – я стучу себя указательным пальцем по виску. – Бывает, что пьют просто, чтобы изменить настроение.

Мор долго молчит. Я прикрываю веки, притворяясь, что наслаждаюсь ванной и не обращаю внимания на его присутствие.

– Ты ухаживала за мной так же, как за смертными, – наконец подает он голос. И в этом голосе слышится что-то…

Я открываю глаза.

Мор, которого я застала врасплох, изучает мое лицо, а в его глазах отражается нечто, похожее на… желание. При виде этого у меня учащается дыхание.

Откуда такая реакция? Он мне не нравится – не нравится. Конечно, он очень красив, и вот уже сто лет никто на меня так не смотрел.