В какой момент Грэг понял, что она ему нравится? Да нравилась всегда. С первой же минуты, как она переступила порог школы. Но ей шестнадцать. Ему двадцать пять. Обязательства накладывали отпечаток.

Он крепился, сколько мог. Незаметно она вошла в его мысли и стала навязчивым образом. Сколько горячечных ночей он представлял её в объятиях других мужин? Ревновал? Безумно. Но виду не показывал. Ещё чего. Он учитель. Она ученица.

Но сильно натянутая струна не выдерживает напряжения – лопается с жалобным звоном. Бьётся больно.

Ей было семнадцать, когда однажды им пришлось танцевать вместе. Грэг прикасался к ней. Руки льнули к желанному телу и не хотели отрываться ни на миг. Это был важное выступление. Они брали высоту за границей. Он заменил травмированного товарища. И кто знал, что вырванная победа окажется такой тяжёлой.

Она поцеловала его. Когда объявляли результаты. Вцепилась руками и ногами, визжа. А он подхватил её и ответил. В какой момент поцелуй из дружеского перешёл в жаркий?.. Да, наверное, сразу.

Глаза в глаза. Удар током. Вспышка молнии. Рёв костра до самого космоса. И её губы – вспухшие и манящие. И глаза – два осколка неба.

В ту ночь он лишил её девственности.

– Люблю тебя, – сказал наутро. – Но либо я, либо танцы. Выбирай. Не смогу быть и учителем для ученицы, и любовником одновременно.

– Очень сложный выбор, – снова мягкая улыбка и ямочки на щеках. – Я должна подумать. Года два примерно.

Это была ирония, но он воспринял её всерьёз. Однако, как только они вернулись домой, Юлия ушла из «Вспышки».

– Я больше не твоя ученица. Выбирай: либо ты со мной, либо я уезжаю.

Ей было семнадцать. Она заканчивала школу. И никуда он её от себя не отпустил. Когда Юле исполнилось восемнадцать, они поженились.

Через два года родилась Ева, а потом внезапно свалилась слишком большая слава. Испытание, которое он бесславно завалил, как студент-второгодник – очередную сессию.

Юля ушла тихо, без скандалов и разборок. Он навсегда запомнил её глаза – печальные и глубокие. Выжженные дотла.

Ушла. Уехала. Растворилась. Забрала с собой сердце, что не жило без этой удивительно прекрасной женщины. Он не винил её. Винил себя.

Позже, когда очнулся и очухался, Грэг попытался найти её. Но к тому времени Юля, как сказала ему бывшая тёща, вышла замуж и уехала за границу.

Его бы не остановили кордоны. Нет. Но другой мужчина в её жизни… Ева, наверное, звала чужого дядьку папой… Об этом было невыносимо думать. Больно дышать. Но кто он такой, чтобы рушить жизнь Юле и Еве?

Он хранил обручальное кольцо – необычное, серебряное, с гранями. Они делали кольца на заказ.

– Чтобы по-настоящему и навсегда, – говорила Юля.

Они заказывали цепочку. С кулоном-символом, который придумала она и собственноручно нарисовала эскиз.

– Наш отличительный знак. Символ нашей семьи.

Он хранил их долгие годы. Всегда держал рядом. Сжимал, когда было тяжело. Разглядывал, когда наваливалась тоска.

Имел ли он право снова появиться в их жизни? Прийти и хотя бы посмотреть. Еве четырнадцать. Его копия – сказал Макс.

Но у Юли кольцо и цепочка с кулоном. Иначе бы Макс не понял, не догадался.

«По-настоящему и навсегда».

«Символ нашей семьи».

«Наш отличительный знак».

Она хранит их. Носит. И это дарит надежду. Надежду на то, что не всё потеряно.

Альда

Они в постоянном движении, как молекулы. Что-то меняется вокруг: цвет, запахи, воздух, а они мечутся всё так же хаотично, продолжая сталкиваться и временами делая друг другу больно.

Она не жалеет, хоть и нещадно болит колено, травмированное бедро. В конце концов, он должен был увидеть. Почувствовать. И его извинения – самая высшая награда. Не былые почести и медали, дипломы и звания, а слова, что вылетели из его уст и сердца.

Они едут молча. Макс устало прикрыл глаза. Неосознанно потирает ногу. Ему тоже больно и непривычно. Но он терпит. Ни слова нытья.

– Зайдёшь ко мне? – спрашивает, как только она останавливает машину у подъезда. – Чаю выпьем. Посидим.

Макс на неё не смотрит. И предлагает внешне равнодушно, но Альда понимает: он нуждается сейчас, чтобы с ним просто посидели. Возможно, в тишине, когда не хочется делить только с самим собой гулкую пустоту. Дело не в стенах, а в душе, что просыпается и мечется, не может найти уютный угол, пристанище, чтобы отдохнуть и расслабиться.

– Зайду, – обыденно и без лишних эмоций. – Ты иди, я машину на стоянку поставлю и вернусь.

Но он никуда не уходит. Стоит, ждёт её у подъезда. Напряжённый. Натянутый. Альда поднимает брови.

– Что-то случилось?

– Подумал тут: вдруг ты удерёшь на свидание? – Макс скользит взглядом по её одежде, и Альде становится смешно.

– Это была шутка.

Макс хмурится, закусывает губу.

– Тогда куда делись милые балахончики не по размеру?

Она закатывает глаза. Невероятно трудно объяснять подобные вещи. Он не понимает? Играет с ней? Но, кажется, ничего объяснять не придётся. До него дошло наконец-то. Глаза его темнеют. Он делает шаг навстречу.

– Альда… – касается большим пальцем её щеки. Смотрит пытливо. Выдыхает шумно. – Пойдём, – тянет за руку.

Первый этаж. Связка ключей гремит в его руке – уверенной и твёрдой. Знакомый коридор – полутёмный. И ни один из них не решается зажечь свет. Неловкий момент. На миг. А затем он прижимает Альду к себе. Дыхание его касается её волос.

– Постой вот так, ладно? – бормочет. Ничего не делает, просто стоит и дышит. Проводит носом по волосам. Руки его – кольцо. Надёжное почему-то, крепкое. Ни одного похотливого движения, но Альду окутывает запах, тепло его тела. И сердце стучит учащённо, как капли дождя за стеклом в пасмурную погоду. Немножко тревожно. Но ещё больше – приятно. Альда любит дождь.

– Пойдём пить чай? – у Макса тёплый голос с бархатными нотами.

– Да, – почему-то шёпотом. Ей не хочется расставаться. Разрывать объятия. Альда поднимает лицо от Максовой груди.

И тогда он целует. Неожиданно, в губы. И что-то острое пронзает её насквозь. Ноги становятся слабыми. Что это? Томление?.. Ей не с чем сравнивать. Но поцелуй затягивается, а ей не хочется прерываться. Это делает Макс. Дышит тяжело. Он возбуждён – она чувствует. Прижаты слишком плотно друг к другу.

– Чай, – говорит он, словно приказ, и находит в себе силы отстраниться. Она бы потянулась за ним, за тем теплом, от которого хорошо, но не посмела. Чем ближе контакт, тем горше потом разочарование. Уж лучше пусть так. Макс мудрый.