Внизу, в зале Григорий заметил Берию.

Нарком нервно вздернул голову, блеснуло пенсне, и Быков успокаивающе кивнул.

– Все в порядке, Лаврентий Павлович, – сказал он.

Бледно улыбаясь, Берия погрозил ему пальцем и поспешил на доклад.

«Трудяга», – подумал Григорий, глядя наркому вслед.

Столько работы переть на себе, это надо уметь.

Расскажи правду будущему либералу, заскучает ведь.

Дерьмократам-либерастам куда ближе брехня про «кровавую гэбню» да про сексуальную ненасытность Берии.

Подумали бы, чмошники, когда наркому по Москве кататься, под юбки заглядывать, ежели столько дел на тебе – и госбезопасность, и милиция, и погранвойска, и пожарная служба, и дороги, и ЖКХ…

Все на нем.

И ведь справлялся, «эффективный менеджер». А скоро на него и атомный проект навесят…

– Лаврентий Павлович! – окликнул Быков. – А мои как?

На секундочку остановившись, Берия сказал, едва повернув голову:

– Борщ казенный лопают. Пилоты-проглоты…

На Малино-1 «пилоты-проглоты» вернулись на следующий день – бдительность не терпела суеты.

Григорий устал, но все равно ощущал себя победителем, и виктория, им добытая, была наитруднейшей.

Тут даже не в спасении Яшки дело, а в спасении «лучшего в мире самолета».

Ей-богу, стоило рискнуть для такого-то дела.

Безусловно, «По-7» недолго продержится на пьедестале – и сто девяностый «фоккер» его поджимает, и новые модели «Мессершмиттов».

Немецкие авиастроители не стоят на месте.

Но, если он сможет реально помочь Поликарпову, то появится и «По-8», и «По-9», а там и до реактивного истребителя недалеко…

Вот только…

Быков призадумался. Тут он не спец…

Год спустя Николай Николаевич скончается от рака. И как быть?

Предупредить? А как?

Так, мол, и так, Николай Николаевич, опухоль у вас?

«Что за глупые шутки, молодой человек?» – холодно скажет конструктор и откажет ему от дома…

Но, все равно, надо что-то придумать. Пусть не сейчас, а осенью.

Или зимой. Но зима – это крайний срок.

Каким-то образом наслать на Поликарпова светил медицины, те его просветят, прощупают и скажут: «Ну-с, батенька, давайте лечиться!»

И куда Николаю Николаевичу деваться? Ляжет на операцию, как миленький…

Бабков встретил «Колорада», нетерпеливо перетаптываясь.

– Ну?!

– Ну, живы, как видишь.

– Ты мне тут…

– Я брата спасал. Из концлагеря.

– Понято… – выдохнул майор. – Ничего себе… И что теперь?

– Отец сказал, все остается по-прежнему.

– То есть… Ты эскадрильей командуешь, а я – полком?

– Именно.

– А с этими вашими «По-7» что?

– Сдвиг есть. К лучшему.

– Понято… Ну, тогда, комэск, продолжай занятия. На твою эскадрилью выделили «Ла-5ФН».

– Машинки хорошие. Займемся.

– Ну, тогда вперед и с песней! Чтоб налет был.

– Будет.

Возвратившись в избушку эскадрильи, Быков застал всех пилотов – сидели по лавкам и улыбались, как именинники.

– Что лыбитесь? – вежливо поинтересовался комэск.

– Вот за что я чту нашего командира, – осклабился Микоян, – так это за утонченную вежливость.

Эскадрилья грохнула, здоровым смехом исторгая из себя недавние страхи, тревоги и опасения.

– Спасибо вам за все, – с чувством сказал Григорий. – Один я бы ничего не стоил.

– Всегда рады, командир! – воскликнул Орехов. – А те «худые», что мы сбили в Белоруссии, нам уже не засчитают?

– Скажи спасибо, что хоть живым засчитали, – проворчал Коробов.

– Во-во… А то улетели на вражескую территорию, и с концами. Кому надо, живо бы в предатели записали!

– Заходил уже особист. Тихий какой-то.

– Видать, позвонили ему с самого верха и велели разбор полетов не учинять.

– Похоже на то.

– Ладно, ребята. Пора часы налетывать.

– «Ла-5»?

– Они. По самолетам!

И началась «учебка».

На «Ла-5ФН» устанавливался новый мотор – форсированный, с непосредственным впрыском топлива в цилиндры.

Мощность его на взлете достигала 1850 «лошадок», разгоняя самолет почти до 580 километров в час на высоте 5600 метров.

Кроме того, исполнилась давняя мечта летчиков – на новой «лавке» установили каплевидный фонарь, а это сразу улучшило обзор задней полусферы.

Теперь просто так фрицу будет не подобраться!

Только наземная подготовка отняла 198 часов.

Летчики совершили чуть ли не полтыщи учебных самолето-вылетов, налетав 223 часа.

Впрочем, за бравурными цифрами, уходившими от начштаба полка командованию дивизии и выше, скрывалось многое, в том числе и печальное.

Например, в один прекрасный день «лавочка» старлея Лепина попала в плоский перевернутый штопор. Летчик погиб.

И тем не менее «Ла-5» пилотам понравился.

26 апреля стал праздничным днем в 3-й гвардейской истребительной авиационной дивизии.

В этот день перед фронтом пятидесяти самолетов 32-го и 63-го гвардейских истребительных авиаполков выстроился личный состав 3-й гвардейской иад.

– Под знамя, смир-рно!

Командир 1-го гвардейского иак генерал-лейтенант авиации Белецкий вручил гвардейские знамена командиру 3-й гиад полковнику Ухову и командиру 63-го гиап подполковнику Иванову.

– Полк, напра-во! Торжественным маршем ша-гом марш!

– Да здравствует воздушная гвардия!

Затем командир авиакорпуса обратился с приветственным словом к летчикам-гвардейцам и выразил уверенность в том, что они преумножат славу дивизии и своих полков.

Ухов опустился на правое колено, за ним преклонила колени вся дивизия.

В торжественной тишине прозвучали слова клятвы:

– Принимая в решающий момент Великой Отечественной войны гвардейское знамя, завоеванное нами в боях с немецкими оккупантами, клянусь тебе, Родина, пронести это знамя незапятнанным до победного окончания войны, разгрома немецких оккупантов! Клянусь звание гвардейца отстаивать и умножать удары по врагу! Наш закон – драться до последней капли крови, до последнего вздоха, побеждая во имя свободы, чести и независимости Родины! Смерть немецким оккупантам!