– Да, – сказал я.

– Че надо?

Было видно, что это не грубость, а просто такая манера выражаться.

Окольными путями я стал намекать на оружие.

Он перебил меня.

– Тебе ствол нужен?

Я тоже перешел в открытую.

– Точно, ствол.

– Так бы сразу и говорил, – ухмыльнулся он. Объяснил, куда и когда подъехать. Потом укатил.

Через пару дней у меня появился «ТТ» и две обоймы. Осталось только выбрать время. Я решил, что это будет последний день июня. Ничего памятного с этой датой связано не было, но в июне – и день рождения Катюши, и день ее смерти. Я бы поставил в этом месяце точку и для себя.

Только вот все пошло совсем по-другому.

Двадцать первого июня, утром, я взял бинокль и увидел, что Куприны отправились на прогулку. Всем семейством. Несли большую корзину и плед. Они прошли по дороге к опушке леса, свернули на тропинку и скрылись за деревьями.

Я занялся своими делами. Сходил на могилку к сестренке, немного подкрасил оградку, вытер фотографию. Катеньке исполнилось бы восемнадцать. Она поступила бы в институт. И дислексия прошла бы. И операцию на глаз мы бы сделали повторно. И все у нас было бы хорошо…

– Скоро все это закончится. Подожди меня еще немножко, сестреночка, – попросил я Катю.

Мне хотелось посмотреть на семейство Куприных поближе. С кладбища окольной дорогой я свернул в лес. Примерно догадывался, где они остановились. Если пройти опушкой по тропинке – там можно найти хорошие места для пикника.

Так оно и вышло. Я увидел их и спрятался за дерево. Долго смотрел. А они веселились, такие счастливые в своем радужном и благополучном мире. Плевать они хотели на все остальное. Я на минуту пожалел, что не прихватил пистолет.

Вернулся домой. Достал из тайника волчью голову и ботинки, положил на верстак и все думал: может, получится приспособить их к делу? Но этот маскарад был теперь лишним. У меня имелся «ТТ».

Я приготовил ужин, взял тарелку и сел у окна. Вскоре показались Куприны. Медленно так брели по дороге. Видимо, намаялись отдыхать. Я не мог смотреть на их счастливые рожи, бросил бинокль и лег на Катюшкину кровать. Закрыл глаза.

Проснулся я внезапно, словно и не спал. Наступила ночь. Из окна тянуло прохладой. Я не стал включать свет, сел на подоконник и взял бинокль. Луна только нарождалась, небо было чистым и звездным. Писательский дом и высокий забор с воротами виднелись отчетливо.

А потом случилось что-то странное. Я увидел в их дворе какое-то движение. Подумал: померещилось, или кошка прошмыгнула. Но открылась калитка. Показался старший сын Куприных. Один. Мальчишка шагнул за ворота и побрел по дороге в сторону леса. Это было настолько бредово – я даже усомнился: может, схожу с ума?

Я ждал, что в окнах вот-вот зажжется свет и Куприны хватятся сына. Но шли минуты, а дом по-прежнему оставался темным. Я боялся упустить мальчонку из виду. Похоже, он шел туда, где они на пикнике отдыхали.

Меня будто толкнуло. Была идеальная ситуация, о которой можно мечтать. Только выглядела она так нелепо и подозрительно удачно, что я первый раз в жизни всерьез подумал о дьяволе. Не забрал ли он мою душу в тот момент, когда я решился на убийство невинных людей? И теперь властелин зла помогал мне.

Я бросился в мастерскую, схватил большой пластиковый пакет, положил туда волчью голову и ботинки с лапами. Надел серую ветровку с глубоким капюшоном. Мозг работал четко и ясно. Решения приходили сами. Я сунул ноги в калоши. У многих сельчан есть эта обувка. Подошва практически у всех калош одинаковая и следы оставляет гладкие, не очень заметные на сухой земле и траве.

Я осторожно вышел во двор. Темнели окна соседских домов. Лишь вдалеке у кого-то горел свет. Но оттуда меня вряд ли бы разглядели. Я пересек дорогу и нырнул в кусты. Через маленький лужок с высокой травой и зарослями боярышника можно было быстро дойти до опушки леса. Двигаться по самой опушке я не стал. Безопасней выходило через лес. Только стоило прибавить шаг. Куприны все же могли спохватиться.

Минут через десять я вышел к тому месту, откуда накануне следил за писательской семейкой. Там переобулся в волчьи ботинки. Калоши положил в пакет, достал голову. Потихоньку пошел вперед. Увидел пацаненка.

Он стоял на полянке, боком ко мне. Это было… в общем, это было жутко! Такая вот картина: ночь, лес и застывший сын Куприных.

Странная мысль появилась у меня в ту минуту: а что если дьявол помогает не мне? Вдруг он вселился в мальчишку? Может, это не я охочусь на писательского сынка, а он выманил меня сюда и поджидает, чтобы расправиться? Что если я оказался ночью в лесу, с волчьей башкой в руках, по его воле?

Меня захватывало безумие. Еще не поздно было отступить.

В голове отчетливо раздался голос: «А как же Катюша»? И этот голос вернул меня в реальность. Стало спокойно и легко, словно мне вкололи анестезию.

Я двинулся вперед. Мне казалось: я плыву по воздуху, бесшумно и плавно. Очень медленно я зашел мальчишке за спину. До него оставалось метров пять. Он по-прежнему стоял неподвижно. Я положил пакет на землю, просунул палец в кольцо спускового механизма волчьей головы. Подошел еще ближе. И тут до меня дошло: сын Куприных – лунатик! Сразу такая злость на самого себя взяла за дурацкие мысли. Какой там дьявол! Мальчишка просто спал. И умереть во сне выходило для него лучшим вариантом. Я повернул волчью голову боком, поднес пасть к горлу пацана и потянул за спуск. Сквозь щелканье механизма уловил хруст. Он был тихий, словно надломили сырую деревянную рейку. Мальчишка дернулся и захрипел, глаза у него сильно выпучились. Я снова нажал на спуск – челюсти раскрылись, и тело упало на траву. Наверное, перебило и сонную артерию, потому что крови хлынуло много. Я уже не выдерживал. Отвернулся и приложил волчьи клыки к телу с боку. Клацнуло. Потом еще раз. Что-то утробно булькнуло. Мальчишка затих.

Я рванул в кусты, так быстро, как позволяли лапы на ботинках. Вспомнил о пакете. Вернулся и забрал. Помчался в глубь леса, часто петлял, чтобы запутать следы. В низине остановился. Переобулся в калоши. Сунул в пакет волчью голову и ботинки с лапами. Мохнатая башка была мокрой, особенно возле пасти. Оставалось надеяться, что кровь не капала, пока я бежал в низину.

Следовало подумать, как возвращаться домой. Выйти из леса где-нибудь подальше и двинуться