Что ж, пока она его гостья (неважно, сестра или нет), он отвечает за нее.

— Я жду, — повторил дядя, когда Громов уже садился в машину. — Очень жду.

Выехав из поселка, детектив помчался по шоссе, ведущему к центру города. Именно там находилось здание, именовавшееся онкодиспансером, — трехэтажное, серое, неприглядное.

Самым печальным был даже не его внешний вид, а то, что оно не имело необходимой аппаратуры и внутри выглядело таким же запущенным, как и снаружи.

Профессионалы разбегались по частным клиникам, жители города били тревогу, и мэр клятвенно обещал, что займется больницей и уже выбивает на нее большие деньги.

Может быть, он и пытался это делать, однако пока ничего не выбил, и здание для самых нуждающихся в помощи по-прежнему не предоставляло больным необходимый спектр услуг.

Виталий вспомнил одну статью в местной газете.

Бывший мэр, которого неизвестно почему не сняли за взяточничество и коррупцию, а дали спокойно уйти на пенсию в преклонном возрасте, через год после увольнения попал в онкодиспансер и поразился его не только внешним, но и внутренним видом.

И именно тогда, находясь на грани жизни и смерти (у него диагностировали третью стадию), экс-чиновник изрек: «Если бы знал — дворец бы выстроил. И постараюсь помочь, пока жив».

Правда, в живых он оставался недолго, судьба отписала ему еще год топтать землю. Однако и за год можно было что-то сделать, но бывший мэр не сделал ничего. Он остался верен себе: слова у него всегда расходились с делами. И осталось здание таким, каким было.

Многие задавались вопросом: неужели чиновники местной мэрии считают, что привиты от рака? Неужели не могут заболеть их родственники?

Скептики отвечали, что чиновники — это другая категория, особая каста, которая, разумеется, не застрахована от онкологии, но лечиться предпочитает за границей.

Это диспансер для бедных. Нет денег — помирай. И самое страшное, что эти скептики были правы. Оставив «Фольксваген» на стоянке, Виталий с какой-то внутренней дрожью вошел в здание. Он мечтал о том, чтобы избежать встречи с людьми, жившими одной надеждой, одной проблемой и отбросившими все остальные. Но у регистратуры собралась толпа, на всех лицах были написаны страх и отчаяние, и Громов безропотно занял очередь, размышляя, что делать дальше.

Люди получали талоны и расходились по кабинетам, однако за ним занимали и занимали, а ему не хотелось, чтобы кто-то стал свидетелем разговора с медсестрой, и детектив, предупредив худую измученную женщину, стоявшую за ним, что отлучится на минуту, подошел к медсестре, перебиравшей карты на стойке.

— Извините, я не за талоном к врачу, — начал он, и медсестра, такая же усталая и измученная, как и больные (для работы в таком заведении требуются крепкие нервы), подняла на него глубоко запавшие глаза. — Мне нужно получить информацию об одном человеке. Он болен раком и, возможно, состоит у вас на учете.

— Вы из полиции? — Громов никогда не мог понять, как их, полицейских, вычисляли не преступники, которые часто встречались с ними, а простые законопослушные граждане.

— Да, из полиции, — соврал он.

Так дело обычно двигалось быстрее. Девушка присела за компьютер:

— Назовите имя и фамилию.

Виталий замялся:

— Понимаете, мы этого не знаем, однако нам необходимо отыскать ее. Это девушка, блондинка, от восемнадцати до двадцати шести. Мне нужны адреса всех, кто подходит под эту категорию.

Медсестра снова взглянула на него, теперь с удивлением:

— Но таких немало…

— Обойти все адреса — это наша работа, — ответил он и незаметно положил возле ее правой руки тысячу рублей. — Эта девушка стала свидетелем страшного преступления, но скрылась, и теперь мы стараемся напасть на ее след.

Женщина не поинтересовалась, откуда полиция узнала про болезнь свидетельницы.

— Хорошо, — она кивнула головой в белой шапочке. — Сейчас я распечатаю имена и адреса. Вот только блондинки они или брюнетки — такие данные мы не сохраняем. Я составлю список по возрасту. Это займет минут пять. Подождете?

— Ну, разумеется.

Медсестра справилась с работой быстрее, чем обещала. Через три минуты Виталий с облегчением покинул онкологию и сел в машину, просматривая список из восемнадцати человек. Не так уж и много — это хорошо во всех смыслах.

Повезло ему и в том, что две несчастные девочки с лейкемией жили в пятнадцати минутах езды от онкодиспансера.

К ним он решил наведаться по дороге домой.

Станица Безымянная, август 1942 года

Начальник отделения банка Яков Михайлович Притула, мужчина средних лет, с круглым интеллигентным лицом, с темными редкими, будто прилизанными волосами, от волнения постоянно поглаживающий виски, пригласил гостей в свой крепкий деревянный дом с большим участком земли.

На прополотых грядках радовали глаз мясистые помидоры, из узорчатых листьев выглядывали огурцы, яблони и вишни ощетинились красными и зеленоватыми плодами.

Пугнув курицу, хотевшую немного поклевать сочный помидор, Яков Михайлович предложил гостям сесть на скамеечку.

Мирра, опустившись на нее, сразу заговорила, быстро и взволнованно пересказывая события, а Степаныч, стоя в сторонке, жадно курил папиросу, предложенную гостеприимным хозяином.

Оба отказались от чая, и Яков Михайлович, перебирая в уме всевозможные варианты вывоза чемодана (он уже принял по описи в отделении банка все семьсот девятнадцать драгоценностей и все заново опечатал), остановился на одном, поначалу казавшемся слишком дерзким, но благодаря дерзости дававшем надежду проскочить, спастись самим и спасти груз.

— Вам нужно немедленно к партизанам, — он нервно заморгал, обращаясь к Мирре и Степанычу. — По моим подсчетам, немцы будут в нашей станице уже сегодня. Представляете, что они сделают с вами?

Мирра и Степаныч переглянулись.

— Но мы понятия не имеем, где их искать, — хрипло ответил мужчина, выпуская едкое колечко дыма. Яков Михайлович махнул маленькой женской ручкой:

— Не беда. Попрошу одного парнишку, он им еду носит. Доставит вас в отряд в целости и сохранности, а там… Там как захотите. Я же займусь чемоданом. Думаю, мне удастся вывезти его к партизанам. Если повезет, встретимся в отряде. Можем и не встретиться — у нас их около девяноста орудует. Попадете в один отряд, я — в другой… Но разве это важно? Важно спасти груз, так ведь?

Молодая женщина кивнула, поправив черные вьющиеся волосы:

— Так, Яков Михайлович. Только у меня один вопрос. Скажите, как потом депешу моей матери передать? Она же с ума сойдет от волнения, если я не догоню грузовики из Армавира.