– Тут есть одна несообразность, – сказал оннегромко. – Я не могу позволить, чтобы за меня платила дама…

– Гусарские привычки никак не умирают? – необорачиваясь, фыркнула Надя.

– Образ жизни, Наденька…

– Ну, хорошо, хорошо, с кельнерами будетерассчитываться вы. – Она остановилась, так что Сабинин едва не налетел нанее. – И, если хотите, можете шиковать. Я хочу в полной мере ощутить себягероиней бульварного французского романа: юная и неопытная дама посещает притонразврата в компании растратчика и международного авантюриста… который, оченьможет оказаться, строит и коварные планы обольщения… Не строите, Коленька,часом, таких планов? – Она обернулась, ее глаза смеялись. – Бедный, явас пугаю, а?

– Ну что вы, – сказал Сабинин. – Вы мнепросто-напросто непонятны, никак не пойму, что таится за вашей манеройдержаться…

– Боже, как прозаично, – сделала онагримаску. – Да, имейте в виду, если хотите казаться завсегдатаем… В этом миломзаведении принято платить вперед, как только официант принесет заказанное.Специфика заведения, гостям приходится иногда его покидать в страшной спешке,вот и завели такие порядки…

Они спустились в сводчатый подвальчик, ничем на первыйвзгляд не отличавшийся от расположенного наверху зала, разве что размерамипоменьше. Та же публика, самого приличного вида, многие мужчины во фраках ивизитках, декольтированные дамы. Вот только, Сабинин обратил внимание, здесьпрактически не видно было пожилых лиц, все присутствующие довольно молоды.

Официант и в самом деле, едва выставив на стол всезаказанное, выжидательно остановился над плечом. Сабинин, помня недавниенаставления, поспешил с ним рассчитаться. В противоположность здешним обычаям,к которым начал уже привыкать, счета он не получил – но из благоразумия,понятно, промолчал: специфика заведения, ясное дело…

– Вы пейте, Коля, – сказала Надя, поднося к губамбокал. – Шампанское здесь недурное. Если и в самом деле намерены связатьсудьбу с подпольем, научитесь расслабляться. Это, право, необходимо. Помните,как печально кончил аскет и трезвенник Максимилиан Робеспьер?

Сабинин усмехнулся:

– Если мне память не изменяет, эпикуреец и ценительженской красоты Дантон кончил совершенно так же…

– Тоже верно.

– Интересно, а вы этого не боитесь?

– Я? Чего же?

– Нет, не вы персонально, Надя, я неудачновыразился, – сказал Сабинин. – Я в более широком смысле…Революционеров имел в виду. Хорошо, предположим, монархия свергнута, воцарилосьнекое подобие liberte, egalite, fratemite…[23] Ну а не будет лив этом случае повторения французской кадрили? Жирондисты тащат на гильотинуэбертистов, потом их самих трудолюбиво вырезают якобинцы, еще не ведая, чтогде-то совсем рядом строит свои планы молодой генерал Бонапарт…

– Вы серьезно?

– Совершенно. Я пытаюсь разобраться в той среде, скоторой связала меня судьба. Ведь это и мое будущее тоже, не правда ли?Как-никак я получил неплохое образование, Надя. Прекрасно помню из книг, какрезали друг друга французы, как моментально передрались меж собойюжноамериканские генералы, как только сбросили власть испанцев… По моемуглубокому убеждению, и господа декабристы в случае успеха очень скоро разыгралибы в отечественных декорациях повторение французской резни…

– Очень возможно…

– Тогда?

– Ну что вам сказать, Коля… Вы человек, безусловно,умный. Существует обрисованная вами вероятность, что греха таить. – Надялегонько тряхнула головой и с отчаянной, дерзкой улыбкой уставилась нанего. – Но это все вторично, а смотреть нужно в корень… Вашего Дантона ииже с ним погубила собственная неповоротливость ума. Они и подумать не могли,что вслед за аристократами на гильотину могут отправить и их тоже. Спохватилисьслишком поздно, когда ничего нельзя было изменить. Меня всегда даже не удивляло– возмущало, поведение Сен-Жюста. Человек, командовавший огромным полицейскимаппаратом, явным и тайным, обязан был предвидеть, что кто-то захочет отправитьна гильотину и его – особенно после того, как сам пролил реки крови, за что прижизни удостоился прозвища ангела смерти. И что же? В бурный день 9 термидора,когда открыто звучали призывы арестовать Робеспьера и Коммуну, – как себяповел хозяин всей полиции Франции Сен-Жюст? Поднялся на трибуну и, не получивслова, – а ведь ясно было, что всё гибнет и рушится! – простоял рядомс нею несколько часов в картинной позе античного героя… Финал известен.Выигрывает тот, кто переживет своего противника. Знаете, Коля, почему яуверена, что монархия обречена? Нет, не оттого, что существуем мы, столь лихиеи отчаянные, бросаем бомбы, экспроприируем банки и стреляем в сановников…Оттого, что монархия, судя по всему, не в состоянии ответить должным образом.Рядовым членам организации следует вкладывать в голову относительно простыеистины, но руководители должны мыслить гибче… Мы называем Столыпина вешателем,и справедливо… но это не то. Это в итоге проявление слабости. Настоящегоправительственного террора, какой могли развернуть против революции НиколайПервый или Александр Третий, в нынешнее царствование не было, нет и, полноевпечатление, уже не будет. А без него монархия обречена, уж я-то знаю, о чемговорю. – Она допила свой бокал почти по-мужски, решительно и лихо. –Налейте мне еще, Коля. И, бога ради, забудем на время о теории и истории. Мнехочется беззаботно отдохнуть. Вот и музыканты выходят…

– В самом деле, я сгораю от любопытства, –признался Сабинин. – Где же разврат? Я и не ожидал, что на столиках будутплясать обнаженные мавританки, но вокруг царит такая благопристойность и скука…

– Вы слышали что-нибудь о танго?

– Танго, подождите… Ах да, танго! Ну как же… Этоаргентинский танец, верно? Я читал в каких-то газетах, еще в России, что вЕвропе он повсеместно запрещаем полицией из-за крайней непристойности. Выхотите сказать…

– Вот именно, – кивнула Надя. – Это –единственное место в Лёвенбурге, где под большим секретом от полиции танцуюттанго. Полиция во всех странах одинакова, здешняя точно так же умеет брать налапу и закрывать кое на что глаза… но всю полицию, как легко догадаться, купитьневозможно. А потому будьте готовы при первых признаках тревоги спасатьсябегством. В прошлый раз полицейской облавы не было, но ее всегда следуетучитывать… Видите, вон там, дверь в углу? Это не ход в винный подвал, апотайной выход на случай неких сюрпризов, имейте это в виду… Ага, начинается!

Она тихо, легонько поаплодировала – со всех сторон уженеслись гораздо более громкие овации. На низенькой эстраде, перед музыкантами,возник подвижный субъект во фраке, с бутоньеркой из белых орхидей, напомаженнымпробором и тонюсенькими усиками апаша.

– Дамы и господа! – воскликнул он,пританцовывая. – Рад видеть вас снова, рад приветствовать прогрессивнуюпублику, столь чуткую к новейшим культурным веяниям, столь решительновыражающую протест замшелым косностям ушедшей эпохи! Дамы и господа, с вамивновь маэстро Рамон, прибывший со своим оркестром из Монте-Видео! Снова звучитего потрясающее, футуристическое, я бы выразился, танго – «Роковая печаль»!