– Князь? – послышался в трубке незнакомый мужскойголос. – Я вам телефонирую по поручению Макса.

Максом в таких вот случаях именовался господин Глоац.

– Да, что у вас? – негромко спросил Сабинин.

– Интересующая вас особа только что получила телеграммуиз Будапешта.

– Вам удалось с ней ознакомиться?

– Обижаете, князь, – хихикнул собеседник. –Вы имеете дело с солидной фирмой… Содержание таково: «Я в Будапеште, едумиланским экспрессом, буду завтра. Джузеппе». От себя добавлю – миланскийэкспресс, по нашим сведениям, прибывает завтра в половине пятого пополудни. Этовсе пока, наблюдение неусыпно продолжается, как и просили…

Засим трубку повесили. Недоумевающе пожав плечами – нужнобыть ясновидящим, чтобы с ходу строить вокруг этого какие-то догадки иверсии, – Сабинин опустил трубку на рычаг, вышел из комнаты и, дружескикивнув пану Винцентию, направился к воротам.

– Герр Трайкофф!

«Только тебя мне сейчас не хватало, – подумал Сабинин,нетерпеливо остановившись рядом с Обердорфом. – Поболтать не с кем?!»

– Вы знаете, я чертовски спешу… – сказал он,переминаясь с ноги на ногу – неподалеку от ворот уже остановился загодя нанятыйим фиакр.

– А вы на минутку задержитесь, герр Трайкофф… –таинственно зашептал старикашка, наклоняясь к его уху. – Вам же на пользу.Понимаете, какое дело… Часика два назад заявился какой-то типчик. Сунул мнекрону, всего-то, и начал про вас все выспрашивать: откуда письма получаете,когда уходите, когда возвращаетесь, ходит ли к вам кто сюда… Будь это сыщик изполиции, я бы вам, понятное дело, говорить не стал, уж простите: я как-никакдобрый подданный его величества, а вы, извините на глупом слове, все-такииностранец с революционными замашками, так что в этаком случае добромуподданному полагается всецело содействовать… Вот только этот молодчик не то чтоне полицейский, а пожалуй что, и вовсе иностранец. По выговору видно. Даже и неприкину, кто может этаким вот образом немецкий коверкать. Вроде бы не русский,так мне сдается…

– И что вы ему сказали?

Старик хитро подмигнул:

– Ну, раз такое дело… Сказал, что ничего не видел,ничего не знаю и вообще за жильцами не шпионю, не мое это дело. Я так рассудил,что мы с вами находимся в долгих, если можно так выразиться, финансовыхотношениях, а этот тип, неведомо откуда взявшийся и так же быстро сгинувший,мне, в общем, без надобности…

– Вы совершенно верно рассудили, старина, – сказалСабинин, положив на морщинистую старческую ладонь тяжелую монету в пять крон, снеизменным профилем его величества. – Я и в дальнейшем полагаюсь на вашусметливость. Боже вас упаси нарушать долг честного подданного, но вот чтокасается подозрительных иностранцев, тут вы глубоко правы… Как он выглядел?

Уже сидя в фиакре, он еще раз тщательно все обдумал. Судя поописанию Обердорфа, загадочный иностранец больше всего напоминал тогобелобрысого субъекта, что следил за Амазонкой на вокзале… стоп, а почему именно«следил»? Пока не внесена полная ясность, человек, идущий по пятам за другимчеловеком, в равной мере может оказаться как шпионом, так и тайной охраной,следует учитывать обе этих вероятности. Вообще, концентрация иностранцев наодну квадратную версту начинает интриговать: сначала белобрысый, чьюнациональность не смог с ходу определить видавший виды Обердорф, теперь еще инекий Джузеппе из Милана…

Когда он шагал по коридору отеля «Савой», сердце, чтоскрывать, колотилось чаще обычного. Шевельнулось даже совершенно мальчишескоежелание повернуть назад, и он, внутренне посмеиваясь над собой, покрутилголовой: хорош же черный гусар…

– Войдите! – ответил на его стук знакомый голос.

Он остановился на пороге.

– Боже ты мой, – насмешливо сказалаНадежда. – Ухватки из арсенала провинциального трагика: застыли столбом,изобразили на честной, открытой физиономии полное обалдение… Вы непереигрываете, милый Николай?

– Извините, – сказал он, сделав пару шаговвперед. – Но вы и в самом деле чертовски восхитительны.

– Браво. Великолепный переход от полного смущения кконногвардейской вольности в комплиментах… Вы не в уланах ли служили, язапамятовала?

– В черных гусарах, – сказал Сабининпотерянно. – Простите…

Надежда разглядывала его с той самой наивнойестественностью, что сводила с ума сильнее опытного кокетства. Она и в самомделе была ослепительна: в декольтированном сиреневом платье, даже на егомужской взгляд профана, дорогом и сшитом отнюдь не в провинции, с уложенными вбезукоризненную прическу волосами, большим нежным ртом и загадочными глазамиамазонки, вздумавшей вдруг притворяться хрупкой и нереальной тургеневскойдевицей. Брильянтовые капельки в ушах были определенно настоящими, как и каменьв кулоне – ничего похожего на тот страз, которым Сабинин себя украсил вбытность болгарским князем.

– Милейший социал-демократ, вы во мне дыру пропалите,если и дальше так будете таращиться…

– Простите, – сказал Сабинин.

– Вам не заказать ли валериановых капель? Илигероиновой настойки, которую ваш Багрецов считает панацеей от всех хворей? Нестесняйтесь, я позвоню коридорному…

– Вы знаете Багрецова? – задал он вопрос, тут жепоказавшийся ему самому донельзя глупым.

– О господи, разумеется. Живой экспонат из застекленноймузейной витрины под табличкой: «Народная воля»…

– Вы к нему несправедливы. По-моему, очень приличный идобрый человек, полон сил и энергии…

– Уж это верно, – кивнула Надежда. –Настолько полон, что в прошлом году энергичнейше пытался за мной ухаживать,отнюдь не в тех смыслах, что мы связываем с учением Платона… Я не о том,Николай. Человек он, может, и милый; но что до меня, никогда не прощу ему, чтопосле столь яркой юности превратился в законченного, вульгарнейшего обывателя.

– Ну, не всем же быть героями…

– Я понимаю. И все равно грустно… Присаживайтесь. Хотитечто-нибудь выпить?

– Да нет, пожалуй, – мотнул он головой,опустившись в кресло. – Какое все-таки у вас дело ко мне?

Надежда уселась напротив, задумчиво глядя на него. Потомсказала:

– У вас, говорят, были неприятности с полицией…

– Ерунда, – сказал Сабинин. – Всеблагополучно обошлось. Просто меня угораздило оказаться неподалеку, когда нашамилая Катенька…

– Я знаю, – сказала Надежда. – Наслышана уже,как же… Все газеты, все вечерние выпуски только об этом и кричат, правда,подробностей никто не знает толком, однако лишь «Loewenburger Spiegel» как-тоухитрилась довольно много разнюхать… – Сабинин надеялся сейчас, что лицо унего совершенно непроницаемое. – Бедная барышня, разумеется, из полицииуже отвезена прямиком в то медицинское заведение, где ей самое место, междунами говоря. Поразительно, до чего ваши социал-демократические ряды поройнапоминают кунсткамеру. Такие экземпляры встречаются…