– Значит, она все-таки вернулась?

– Да. Некоторое время она жила в поместье своего отца под Выборгом, но вскоре ее любовника отправили на Урал.

– Кем он был?

– Обычным офицером, – ответил Дарайус. – Некто Алексей Лесков. Они познакомились в Петербурге и поженились незадолго до того, как Алексей отбыл к новому месту службы. Разумеется, семья воспротивилась ее отъезду и настояла на том, чтобы матушка осталась в поместье, дабы не вызывать пересудов в свете. Потом Лесков вернулся, но прошлой весной его послали на Балтийское море. И на этот раз Екатерина отправилась вместе с ним.

– Она отправилась на войну? – О господи! Что вообще знал он о своей матери?

– Именно так. Причем наша мать добровольно вызвалась помогать сестрам милосердия. Конечно, никакой подготовки у нее не было, но зато было желание помочь русским войскам. В битве с англо-французским десантом за Бомарсунд ее муж был убит.

Дарайус помолчал, словно дожидаясь, когда брат осмыслит это известие. Но Себастиан, стараясь сохранять внешнее спокойствие и скрыть внезапно нахлынувшую печаль, молча допил свое пиво и полез в карман за платком. Промокнув губы, он вопросительно взглянул на Дарайуса.

– И что же дальше?

– Матушка вернулась в Россию и одно время вместе с сестрой жила в Кусково.

– А где она сейчас?

Дарайус медлил с ответом. Затем, взглянув на Клару, ответил по-английски:

– Она в Лондоне.

…После того как братья перешли на русский, Клара постоянно чувствовала беспокойство Себастиана и уже не раз спрашивала себя, правильно ли поступила, навязав ему свое общество? Ее доводы еще час назад казались ей весьма разумными. Раз месье Дюпре доверил чертежи ее дяде, то они с дядюшкой просто обязаны были знать все подробности передачи бумаг, не так ли? Но на самом деле ей просто хотелось узнать как можно больше о своем будущем муже. Да, она должна была узнать о нем побольше, потому что… она обнажила перед ним всю свою душу, а сама совершенно ничего о нем не знала…

И вот сейчас, в воцарившемся после последних слов Дарайуса тягостном молчании, Клара нашла под столом руку Себастиана и молча сжала ее. В следующее мгновение Себастиан вскочил на ноги и, грозно нависая над братом, закричал:

– Ты лгал мне!

– Не кричи, – тихо сказал Дарайус. – Что бы ты сделал, если бы я написал тебе, что мать хочет увидеться с тобой?

Себастиан чуть успокоился и молча пожал плечами. Но даже Клара понимала, что он разорвал бы письмо и бросил в огонь.

Пристально глядя на брата, Дарайус отчетливо проговорил:

– Если кто и лжет, Бастиан, то это, по-видимому, ты.

У Клары болезненно сжалось сердце. Значит, Себастиан не рассказал брату о своей руке. Наверное, он вообще никому не рассказывал об этом, кроме нее.

Перехватив ее взгляд, Дарайус сказал:

– Прошу прощения за эту сцену, миссис Уинтер. Себастиан, мадам Лескова сейчас в Англии. Прошу тебя хотя бы подумать о возможности встречи с ней.

Себастиан резко развернулся и стремительно направился к двери, отбрасывая в сторону попадавшиеся ему на пути стулья. Клара поспешила за ним и едва не уткнулась в его широкую спину, когда выскочила из таверни. А он стоял, заложив за спину сжатые в кулаки руки.

В свете газового фонаря Клара с облегчением увидела на противоположной стороне улицы кеб. Кучер сдержал слово и дождался своих пассажиров.

Кеб громыхал по булыжной мостовой, а Клара молча разглядывала Себастиана, сидевшего напротив. Даже в полутьме она видела, как пылали его глаза, волосы же сливались с мраком ночи.

– Ты обязательно должен увидеться с ней, – сказала наконец Клара.

Себастиан не ответил, и она добавила:

– Она ведь твоя мать…

– Она предала нас всех. Может отправляться хоть в ад, мне это безразлично.

– Себастиан, если ты… – У Клары перехватило горло. – Если ты не дашь ей шанс все исправить, то всегда будешь сожалеть об этом.

– Мне не о чем сожалеть. В отличие от нее.

Клара мысленно вздохнула. О бывшей графине Раштон она знала лишь одно: эта женщина жаждала увидеть своего сына. Разумеется, она даже представить не могла, что заставило Екатерину Лескову покинуть семью, зато очень хорошо знала, что значит мечтать о встрече с собственным ребенком. И прекрасно понимала, что чувствует мать, которой в этом отказывают.

Клара снова заговорила, но Себастиан поднял руку, останавливая ее.

Когда они доехали до музея, он вышел из кеба и помог выйти ей. Клара отперла дверь и, обернувшись, взглянула на него, но Себастиан, не сказав ни слова, решительно развернулся и зашагал прочь. Прямая и напряженная, как металлическая струна, фигура его быстро растаяла во тьме.

Себастиан стоял у камина, обдумывая сложившуюся ситуацию. Он уже провел бессонную ночь, пытаясь осмыслить то, что накануне вечером сообщил ему Дарайус. Промучившись до самого утра, он так и не решил, как должен отнестись ко всему этому. И только сейчас пришел к выводу, что не следовало терзать себя мыслями о неожиданном появлении матери. Не стоило также чрезмерно злиться на Дарайуса. Ясно: с этого момента он должен был сосредоточиться на том, что уже через два дня ему предстояло жениться на Кларе Уинтер.

Вероятно, будет забавно сообщить об этом факте некоторым членам семьи. Он издал хрипловатый смешок и потер покрасневшие глаза. Наверное, было бы лучше, если бы все его родственники постоянно оставались в Лондоне. Тогда ничего бы этого не произошло, и Клара не возникла бы в его жизни.

При этой мысли у него защемило сердце. Нет-нет, он не представлял свою жизнь без Клары. Перед его мысленным взором предстали чудесные фиалковые глаза…

Минуту спустя Себастиан велел подать экипаж и спустился вниз, на ходу принимая у слуги пальто, а через полчаса уже открывал дверь Музея автоматических механизмов. Миссис Фокс, похожая на мрачное солнце, поднялась из-за стола.

– Добро пожаловать в музей… э, мистер Холл. – Глухие нотки неодобрения прозвучали в ее голосе.

– Доброе утро, миссис Фокс. – Себастиан попытался приветливо улыбнуться, но улыбка получилась кривоватая. – Очень приятно видеть вас. Надеюсь, миссис Уинтер дома?

– Как обычно, в мастерской.

Себастиан решительно шагнул в направлении коридора, но миссис Фокс преградила ему путь.

– Мистер Холл, – напомнила она, – плата за посещение экспозиции составляет один шиллинг.

Себастиан искренне расхохотался, и этот веселый смех, такой раскатистый и неожиданный, настолько ошеломил мисси Фокс, что она, отступив на шаг, в изумлении взглянула на гостя.

Все еще посмеиваясь, Себастиан вернулся к экипажу. Взяв у кучера пять шиллингов, он подошел к миссис Фокс и вложил монеты в ее обтянутую перчаткой руку.