Теряюсь и несмело мнусь на пороге. Однако назад пути нет. Исподлобья смотрю на папу и нервно закусываю губу.

— Это безопасно? — решаюсь задать мучающий меня вопрос. — То, что находится внутри?

— Для тебя — да, — неоднозначно усмехается Крестницкий.

Его тон меня совсем не успокаивает, в то время как ледяная ладонь Германа, едва касающаяся поясницы, сподвигает быстрее войти в кабинет.

Замираю перед стеклянными шкафами. На полках вижу пробирки с оранжево-желтым содержимым. Отец бережно достает одну из них и прокручивает в руке, наблюдая, как переливается вязкая субстанция. Надеюсь, это не вирус, способный стереть с лица земли человечество?

Вспоминаю, как Каратель приравнивал «альтаировцев» к террористам. А что если он был прав…

Нет, пора вырвать предателя из своей головы! И выбросить, как Карим сам поступил со мной.

— Знакомься, доченька, Tit-20 A, — довольно тянет отец.

Замечаю нездоровый блеск в его глазах. Одержимость. И тон такой, словно он о живом существе говорит, а не о непонятной светящейся жиже.

— Субстанция, которая подарила тебе жизнь, — его губы расплываются в широкой улыбке, а на лице собираются морщины.

***

Растерянно хлопаю ресницами и забываю, как дышать. Боюсь спугнуть момент откровений, внимаю каждому слову папы. Он же не спешит продолжать. Аккуратно проводит большим пальцем по пробирке, не выпуская ее из рук, и только потом возвращает на место, в стеклянный шкаф.

— «Дженерик» не просто клиника, — задумчиво тянет отец. — Это точная копия уничтоженной врагами лаборатории «Генезис». Почти точная, — делает паузу, будто подбирая слова. — Именно там более двух лет назад началась разработка универсального лекарства. Основой стали бактерии инопланетного происхождения с уникальными свойствами. Главное из них — регенерация. В результате упорного труда сотен величайших ученых, нам удалось вывести поистине панацею, способную излечить любую болезнь, — поднимает вверх палец, будто читает лекцию.

— Ммм, а при чем здесь я? — сипло произношу и импульсивно обхватываю себя руками.

Не понимаю, что со мной, но всем телом чувствую мелкую дрожь. Оглядываюсь, чтобы проверить, где Герман. Однако он стоит достаточно далеко от меня и… усиленно прячет взгляд. Будто знает нечто большее, но не имеет права сказать.

Внезапная вспышка простреливает разум. Вижу лицо Германа, нечетко, словно сквозь стекло. Парень непривычно мило улыбается мне и выглядит очень открытым, доброжелательным. Не то, что сейчас.

Не успеваю осознать свое видение, как все скрывается в плотном тумане. А я возвращаюсь в холодный кабинет лаборатории.

Мысленно радуюсь, что не успела потерять сознание, хотя была на грани. Более того, ни папа, ни Герман, кажется, не заметили моего временного помутнения.

— Анжелика, дорогая, — отец подходит ближе и проводит рукой по моему лицу, попутно убирая растрепанные локоны. — Два года назад в стенах «Генезиса» ты обрела жизнь, — произносит патетично, но вдруг закашливается. — Я имею ввиду, новую жизнь. Второй шанс. Ты была неизлечимо больна, дочь. И единственным способом спасти тебя стал эксперимент с Tit-20 A.

Шумно выдыхаю и нервно сжимаю кулаки, впиваясь ногтями в ладони. Одно лишь слово «эксперимент» выводит меня из равновесия. Даже если я была на пороге смерти, ставить опыты над собственной дочерью — противоестественно! Особенно если учесть, в какого неконтролируемого монстра я превращаюсь сейчас.

— Нет, только ты не подумай обо мне плохо! — заметив мою реакцию, спохватывается он. — Я ведь перепробовал все методы лечения. Разные клиники, опытные врачи, дорогие лекарства, — вздыхает протяжно. — Но все тщетно. После смерти твоей матери я не мог потерять еще и тебя…

Вспоминаю, как папа говорил о маме. Мало, коротко и всегда неохотно. Обмолвился лишь, что она умерла при родах, и в тот момент я почувствовала себя виноватой. Не успела появиться на свет, а уже убила человека… На этом тема была закрыта. Мне так хотелось увидеть мать хотя бы на фотографии. Однако, к моему удивлению, дома вообще не было семейных снимков. Лишь пару кадров, на которых запечатлена уже взрослая я с отцом.

— Решение далось мне нелегко, но иного пути не было, — продолжает Крестницкий. — Ты была нужна мне…

Последняя фраза звучит странно, но у меня нет времени и сил на анализ.

— Подожди, но… — недоуменно свожу брови. — Почему я ничего не помню?

Отец стреляет взглядом в Германа, и тот, сжав губы в тонкую линию, покидает кабинет. Пролетев мимо меня, обдает морозом. Не намеренно, а потому что не может сдерживать эмоции.

Злится? Переживает? Что происходит с парнем? И почему папа вдруг его прогнал?

— Гипноз, дорогая, — выдает Крестницкий, переводя мое внимание на себя. — Врачи решили, что так будет лучше, и ты быстрее восстановишься. Поэтому и в Америку тебя отправили. Смена обстановки должна была пойти тебе на пользу.

Обхватываю голову руками, яростно массирую виски, потому что услышанное никак не укладывается в моем сознании. Особенно если сопоставить все со словами Карателя, кардинально противоположными.

Я словно нахожусь сейчас перед бешено качающимися весами. И не понимаю, на какой чаше правда.

— Что случилось с «Генезисом»? — цепляюсь за тоненькую ниточку, которая должна вывести меня из лабиринта сомнений. — Ты обмолвился, что его уничтожили враги? Кто? И зачем?

— Идем, я лучше покажу тебе, — кивает в сторону коридора.

***

Покорно бреду вслед за отцом к самой дальней двери. Она отличается от остальных: металлическая, с кодовым замком. Крестницкий что-то тихо говорит охраняющим ее военным, потом быстро набирает нужные цифры. Я же невольно запоминаю код, по привычке. Дверь открывается тяжело, с протяжным скрипом, и впускает нас в помещение, заставленное компьютерами. Серверная.

Не обронив ни слова, папа жестом указывает мне на кожаное кресло, а сам устраивается рядом. Нажимает какие-то кнопки, отчего техника начинает гудеть.

По спине прокатываются мурашки. Потому что этот шум напоминает мне о Кариме. Ощущение, будто он незримо присутствует в комнате. Но самое жуткое: в глубине души я хочу, чтобы Каратель оказался рядом со мной сейчас. Обнял, защитил.

Сумасшедшая!

— Tit-20 A не только лекарство, но и страшное оружие, — тихо объясняет папа. — Есть организации, которые яро желают заполучить его. И не остановятся ни перед чем. На их стороне люди, подобные тебе, обладающие сверхспособностями. Они не понимают, что творят, подчиняются кукловодам.

Опять думаю о Карателе и его друзьях. Но ведь… Он убеждал меня в обратном, обвинял в страшных преступлениях именно «Альтаир». Кому мне верить? Как поступить?..

— «Генезис» был взорван террористами, часть образцов украдены, а компьютеры и сервера уничтожены вирусом. Мы собирали знания по крупицам — и сегодня пытаемся возродить благое дело здесь, в «Дженерике». Это крайне сложно. Особенно, если учесть, что руководитель проекта — Максим Аверин — был намеренно сведен с ума. Своей же женой, Анной. Она стала одержимой после того, как в подпольных условиях ей ввели бактерии. Получила способность внушать и перестраивать сознание. Но при этом утратила человечность. И теперь работает на террористов.