– Свяжи с ним, узнаю, что там. Как бы не перестарался. – Генерал недовольно повел кустистыми бровями. – Сколько раз всем объявлял – информацию в СМИ только через пресс-службу давать, и все равно по-тихому сливают.

* * *

В солнечной Турции граждане Российской Федерации тоже решали производственные задачки.

Гудков и коллеги по цеху нашли-таки мобильник сгинувшего без вести Плетнева. И не только нашли, но и технически грамотно отжали у нового хозяина – менеджера низшего звена. Под видом закавказских гопников-эмигрантов.

– Да, это его, – подтвердила Ирина озадаченно рассматривая трубку. Смартфон был приметный, с дарственной гравировкой «Пупсику». – Я на День святого Валентина подарила.

– Хм, Пупсик… – Мрачно отреагировал Деризубов. Достал его этот Плетнев. И здесь достал.

Мало того что на камни опустил, так еще и до сих пор ходит в законных мужьях его Иришки. Эх, побыстрее бы найти, по всем позициям ответит.

– Да это так, ерунда… – проворковала Иришка. – Не обращай внимания, милый. Все в прошлом, – ничего, пусть поревнует, ему полезно.

Новый хозяин трубки, прежде чем лишиться ее навсегда, признался, что купил ее в Москве на вокзале у уличного продавца невзрачной наружности. «Только не убивайте, все отдам, даже паспорт».

Придется лететь на родину, искать барыгу.

– А мне не хочется уезжать, – мечтательно заметила Ирина и томно повела обнаженным плечиком с лилией, с которого сползла тоненькая бретелька сарафана, – здесь так хорошо, правда?

Уезжать ей действительно не хотелось. Не факт, что рыбка по прозвищу «Деризуб» крепко сидит на крючке. Ей еще хотя бы несколько дней для закрепления результата! Чтобы наверняка.

«Рыбка» оказалась довольно ревнивой акулой – на зуб попал и «Пупсик», и «святой Валентин». Но трепетное воркование и умелые поглаживания свели на нет все попытки рассердиться и обидеться.

– Мне, Ириша, тоже не хочется уезжать… Я вот подумал… А может, пусть себе дальше бегает твой пупсик?

Крутые перцы если уж влюбляются, то насмерть, до потери всякого соображения и до полной дезориентации в пространстве. Закон природы. Хоть и странный, но закон.

– А камни? – с легкой тревогой напомнила Ирина.

На фига он ей нужен без приданого? У нее такой нищеброд уже есть один, причем красивый и законный.

– А что камни? Это всего лишь камни… Я что-нибудь еще придумаю, как-нибудь проживем…

Вот это «как-нибудь» Ирочку совершенно не устраивало. Что еще за «как-нибудь»? «Бомбить», что ли, пойдет? Ради этого она унижалась? Этого верзилу-гориллу обхаживала? Общество его гопников терпела? Ее Плетнев хотя бы образованный и интеллигентный, а у этого восемь классов и тюремный коридор. Непоколебим в своей вере в то, что «ложить» – общепринятый глагол, а в слове «звонит» ударение на первый слог. Про разницу между «надеть» и «одеть» вообще молчу.

– Нет. Дело принципа, – решительно возразила она, надавив на нужную кнопку крутого перца, – ты же мужик, а не тряпка. Настоящий мужик, в отличие от него.

Когда любимая женщина признает в тебе настоящего мужика, это окрыляет без «Ред Булла». Зовет на подвиги. Тянет двигать горы и совершать непоправимые глупости.

– Это – да, – вдохновенно признал мужик и протяжно вздохнул, – тем более что я под это дело дом заложил. И все депозиты. Страшно представить, если не найду…

– Как же ты так, котик? Так неосторожно?

Это же надо было так лопухнуться! Все вложить в контрабанду! Это ж риск – без штанов остаться можно. Вот и остался, как последний лох.

Плечи Ирины дрогнули от неприязни к тупому «котику», что было воспринято последним как жалостливый женский всхлип.

– Не плачь, маленькая, – Деризубов сграбастал Ирину в объятия, – в Москву летим, обратно. На родину.

В Москве на вокзале без труда отыскали продавца ворованных телефонов, предъявили плетневский аппарат. Барыга поначалу не хотел признавать очевидное. Нагло заявил, что телефон с гравировкой узнаёт, но, у кого взял – хоть убей, не помнит. Пришлось Гудкову оплатить воспоминания, а заодно пригрозить суровой альтернативой – багажник, лес, яма, травка над головой…

Выбрав первое, дилер бодро отрапортовал, что телефончик ему сбросил местный бомж, и даже сообщил адрес подвала, где того можно отыскать.

Спящего в подвале разбудили, слегка помяли, стимулируя мыслительную деятельность, и потащили на место событий.

– Вот тут он и валялся, – запуганный мужик убежденно показал на газон возле кафе, – я бутылки искал, а он звонит. Я ответил – там бабища какая-то орала, как резаная, – голос противный. Я ее послал и симку выкинул…

– Нормальный голос! – возмутилась Ирина, принимавшая активное участие в оперативно-розыскных мероприятиях.

– Ну это дело вкуса и вербального восприятия…

– А трубку я Витьку на вокзале толкнул, – добавил бомж, обращаясь к Гудкову. – Мне четвертый айфон без надобности. Тем более серый, китайский.

Ирина возмущенно фыркнула.

– Значит, он здесь все-таки появлялся? – Гудков кивнул на дверь кафе с вывеской «Алмаз».

– Значит. Сходите, с халдеями побазарьте. Поднажмите на них, чтобы вспомнили.

Вспомнили все – нажимать не пришлось. В красках и деталях. Вид проводивших опрос плюс небольшой материальный стимул провоцировал на откровенность.

Охранник вспомнил и бортовой номер скорой – с номером его собственной квартиры совпадал. Заработал лишнюю сотню.

Гудков с Кадкиным были тут же отряжены на поиски сантранспорта и лепил-докторов. Нечего время зря терять, и так по ложному следу столько шли. Аж до Турции.

Искателям повезло – в этот день дежурила та самая бригада, что забирала пациента с травмой головы из кафе «Алмаз». Лепил даже стимулировать не пришлось, быстро вспомнили. В подробностях. Еще бы, не каждое дежурство «острый живот» из машины исчезает.

– Мы по пути еще больного подобрали, в одних трусах по улице бегал. «Острый живот». Аппендицит то есть. А в больницу приезжаем, его нет. По дороге выскочил. И вещички прихватил того, с черепно-мозговой. А мы в салоне сидели, не видели.

– А где подобрали, доктор? – уточнил Гудков.

– На Ленинградке голосовал, возле «Динамо». Лет тридцати мужик…

Врач, как мог описал приметы «острого живота». Но что тут вспомнишь? Хабитус неопределенный – то ли работяга, то ли научный сотрудник. Все одинаковые, когда в трусах и майке. Щуплый, стрижка аккуратная. Вот, собственно, и все.

– То есть того, с башкой пробитой, вы сдали?

– Конечно, в приемном оставили. Без сознания. Травма серьезная. Вы извините, нам на выезд надо. Долг.

– Получается, никуда Антоша не убежал? – сделал вполне логичный вывод нелогичный Кадкин, провожая взглядом отъезжавшую скорую. И как они ухитряются по московским пробкам до пациента добраться?