осталось ничего, кроме размеренного биения ее сердца. Леся пахла чуть по-другому, и кожа у нее была более шершавая — а может, это Славику так показалось из-за собственных солнечных ожогов или она покрылась мурашками от ужаса. Закричала Леся сразу, забилась у Славика в руках, а он держал ее крепко, как пойманную рыбу, в нелепой надежде, что вот сейчас она успокоится и у них снова все будет хорошо.

— Кто вы такой?! — вежливо вопила Леся и била его пакетом, из которого летели какие-то бумажки и яблочные огрызки. — Помогите! Что вам нужно?!

***

Потом было отделение милиции — в этом осколке ее так и не переименовали в полицию, — нудное выяснение, что Славику было нужно от незнакомой с ним гражданки, где его документы, откуда он вообще… Милиционер потел и томился, было видно, что задержанный раздражает его своей незначительностью. Славику разрешили позвонить — он почему-то думал, что это запрещено, — и он набрал единственный номер, сохраненный в записной книжке его «кильки», номер Матильды.

— Телефон у вас какой интересный, — оживился милиционер, разглядывая серебристую рыбку на крышке. — Индийский, что ли?

Спустя час Славика вывели к Варваре Спиридоновне, которая мило беседовала в кабинете с кем-то пожилым и квадратным и называла его «голубчик». Оба пили чай из стаканов с гербовыми подстаканниками. Поодаль, у стены, сидела Матильда, и Славик так ей обрадовался, что тоже чуть не обнял, но вовремя вспомнил, как получилось с Лесей, и в последний момент замер перед ней, вытянув руки по швам.

— Вы его не очень ругайте, — ворковал «голубчик», пододвигая Варваре Спиридоновне мармелад «Лимонные дольки» в шуршащей коробке. — Он по сравнению с другими-то вашими нормальный парень, тихий. Вы уж его простите по первости.

Когда они выходили из отделения, Варвара Спиридоновна повернулась к Славику, и приятная светская улыбка сбежала с ее лица.

— Проворонил ты свой шанс, братец, — процедила она.

***

Полупрозрачные завитки папиросного дыма сносило ветром на заднее сиденье, и Матильда приоткрыла окно.

— Закрой сейчас же, — бросила спереди Варвара Спиридоновна.

Она даже не добавила «адана», а Матильда уже послушно потянулась к кнопке. Была в этом жесте и в угрюмо-покорном выражении ее лица какая-то застарелая привычка к повиновению, и Славик наконец понял, почему товарищ второжительница взяла ее с собой. Там, в Химках, вне поля зрения и в компании собратьев, Матильда могла сбежать или еще что-нибудь вытворить, а рядом с Варварой Спиридоновной она, похоже, была не только на виду, но и полностью в ее власти. Во взаимоотношениях хозяев и фамильяров действительно присутствовало что-то такое, что Славик замечал, но понять и объяснить не мог. Интересно, это какие-то чары или особенности психологии монад, озадачился он и даже представил на долю секунды обложку научного труда «Психология монад», темно-зеленую, с белыми буквами…

И тут маршрутка впереди вдруг взвизгнула тормозами, вильнула и понеслась на них боком. Славик удивленно смотрел на приближающиеся лица пассажиров, тоже удивленные до крайности, — и зажмурился, когда они пролетели совсем близко. В самый последний момент маршрутку развернуло еще раз, она обогнула машину Варвары Спиридоновны и завершила свой пируэт на обочине, каким-то чудом не скатившись с насыпи. Дверь открылась, из салона, толкаясь и причитая, полезли перепуганные люди. Кажется, только после этого сердце Славика снова забилось, а звенящую тишину в ушах сменил шум мотора и гудение автомобилей.

— Повезло… — выдохнул он.

— Нам везет, — рассеянно кивнула Матильда и посмотрела на него так, словно ее внезапно осенило. — Нам все время очень везет, ты заметил? Нас даже в семичасовом кто-то нашел, это же… — она нахмурилась. — Это же чудо?

— Чудо, — на всякий случай согласился Славик, а Матильда, уже не обращая на него внимания, приложила ладонь к запыленному стеклу.

— Ангел мой, иди со мной. — Она будто искала что-то в проносящихся мимо домах, фонарных столбах и переплетениях ветвей. — Ты впереди, я за тобой…

Светофор вспыхнул красным, машина остановилась. Боковым зрением Славик заметил, как справа от дороги качнулась на проводах перекинутая через них пара кроссовок, связанных вместе шнурками. Под ними на стене оказалось граффити, сразу бросившееся в глаза разноцветными буквами: «СЛУШАЙТЕ МУЗЫКУ УЛИЦ». Вспугнутая стайка голубей пролетела над граффити и опустилась на тротуар под окнами дома, где кто-то давно уже написал в лучших традициях городской романтики: «Прости, милая…» — имя милой закрыли рассыпавшиеся по асфальту птицы. С воем пронеслась по выделенной полосе скорая помощь, порыв ветра от нее поднял в воздух и развернул на лету газету с крупным заголовком «КАК ПОМОЧЬ?».

— Женечка… — прошептала Матильда. — Женечка все еще здесь.

Конечно, здесь, подумал Славик, вспомнив подмигнувшую ему вывеску, которая велела возвращаться к Матильде. Он ведь пытался ей об этом рассказать, то есть, получается, не ей, а пустому кадавру, но он же тогда не знал про кадавров, он вообще ничего не знал, а она могла бы и рассказать…

От остановки отъехал автобус с рекламой во весь борт: прижимающая палец к губам красавица и слоган «СПОКОЙНО». Славик не успел разобрать, что там рекламировали, а то, что сейчас лучше промолчать и не навлекать на себя гнев Матильды, он знал и без Женечкиных подсказок.

***

Своего второго фамильяра Хозяин получил около пяти лет назад. Мгновение для монады, да и сам он не считал летящие за дверью магазина годы, которые лишь все больше запутывали происходящее в осколках раздробленного мира и отдаляли их друг от друга. Иногда Матильда, пересказывая ему новости, сообщала об очередной секте, скрывшейся в лесах или под землей в ожидании конца света, и он удивлялся человеческой наивности. Конец света длился уже столетие, мир дробился на все более мелкие кусочки, и это, кажется, могло продолжаться еще целую вечность. Мир-шизофреник, думал Хозяин, центр бесконечного расщепления, от которого трещины расползаются по всей Вселенной, и из них цепко глядят горящими точками глаз любопытные и жадные монады.

О судьбах Вселенной он обычно размышлял, чтобы отвлечься от мыслей о насущном, а насущным на этот раз было письмо с синей сургучной печатью, обнаруженное им с утра в почтовом ящике. Мало что могло повергнуть Хозяина в еще большее уныние, чем то, в котором он пребывал обычно, и внимание Начальства как раз было одной из этих немногих вещей. Матильда рассказывала ему что-то о свежепоступившей вещи не в себе, жестяной коробке с пуговицами, но он никак не мог