Понаблюдал, да и пошел дальше. Его участие здесь не требовалось. Работа была простая и понятная. Какие-то сложности были только поначалу при формировании геометрии опалубки. Вот тут да – он пригодился. Местные строители все делали на глазок, а нормальных мастеров-строителей из Византии ему не присылали. Это в те годы специалисты высшей категории и очень ценные. Поэтому ему пришлось самому побегать с веревками, отвесами и уголками. А сейчас… просто рутинная возня… И его участие понадобится только позже, когда придется строить опалубку для формовки землебитных стен…

Пройдя через стройку, Ярослав посветил своим лицом, ускорившим многие работы, и, выйдя из крепости, отправился к Малу. Там был еще один интересный проект.

Обкатав технологию на массовой выделке наконечников для стрел, наш герой решил попытать счастье в адаптации своего решения к производству доспехов. Тех самых кольчуг.

Ярослав что придумал делать с наконечниками?

Два примитивных рычажных пресса. Первый использовался для проковки маленьких заготовок в прутики. Второй – в качестве пресс-штампа, для высечки из этих плоских прутиков готовых наконечников. На горячую, разумеется. И все это силами обычных недорослей.

Вот он и решился развить эту технологию.

На одном рычажном прессе ребята проковывали небольшую заготовку в плоский прутик. Считай, полосу. На втором – высекали в этой полосе отверстия. На третьем – вырубали шайбы. При этом шайбы рубили двух диаметров и те, что побольше, рассекали и по конусной заготовке осаживали. Что делало их диаметр таким же, как и изначально более мелких цельных колец. Дальше на еще одном рычажном прессе в сведенных кольцах просекали отверстие.

Совокупно пять ручных рычажных прессов разных размеров и разнообразной оснастки позволяло изготавливать силами двух десятков недорослей стандартные кольчужные кольца в очень большом количестве. Быстро. Просто. Много. Очень много. Причем сразу плоские, что повышало защитные качества будущих кольчуг. Ни одна средневековая мастерская или даже древнеримская, иные из которых могли насчитывать по семьсот-восемьсот работников, не выдавали в час ТАКОЙ объем колец для кольчуг. Да еще силами недорослей.

Правда, одного кузнеца у Мала пришлось забрать и посадить на сборку доспеха. Технология, опять-таки, была разделена по принципу конвейера. Часть недорослей сидела и собирала так называемые пятерки, то есть соединяла четыре цельных кольца одним на заклепке. Другая часть собирала из четырех таких кусочков фрагменты покрупнее. Иные занимались сборкой еще более крупных фрагментов. И так далее. И все на специальных примитивных оснастках – пяльцах, упрощавших каждую отдельную операцию настолько, насколько это возможно. Да, силенок нормально обжимать заклепки обычными клепальными клещами у них не хватало. Поэтому пришлось и тут выдумывать специальную оснастку. На деревянную площадку под пяльцы ребята подкладывали толстую стальную пластину, вставляли косую заклепку широкой стороной снизу и расклепывали ее приспособой – этаким керном с вогнутым линзовидным профилем на месте бойка, за несколько легких ударов молотком. Просто. Легко. И контролировать качество клепки нет никаких сложностей.

Так и выходило, что кузнецу приходилось выполнять только финальную сборку кольчуги на деревянном манекене из крупных фрагментов. Ну и контролировать толпу подростков, у которых проблем был полон рот. Дня не проходило, чтобы кто-то из них не поранился. В основном – по мелочи, но бывало и серьезно. Однако ребята не роптали – они были в восторге. Ведь они не только зарабатывали себе на хлеб, но и в собственном представлении занимались очень престижной работой.

Ярослав прошелся. Поглядел на этих «сиротинушек», что, высунув языки от усердия, коллективно трудились под навесом рядом с усадьбой Мала. И пошел беседовать со старшим над этим металлургическим хозяйством. Ему в голову пришла новая идея. Ему. В то время как совершенно взмокший и уставший кузнец посмотрел на него с легким отчаянием в глазах. Идеи-то были хороши. Одна беда – реализовывать приходилось их не конунгу, а кузнецу, а он уже падал от усталости и его ребята тоже. Мог бы и отказаться, наверное. Но не желал, жадно впитывая знания и мысли этого странного ромея. Но сил уже почти не было…

862 год, 25 мая, Константинополь

Вардан стоял у окна и смотрел на морскую воду, что колебалась легким бризом. Летали наглые чайки, норовящие нагадить на голову рыбакам, что конкурировали с ними за рыбу. Вдали раздавался звонкий женский смех и возгласы прохожих. Эхом гудел город, наполненный жизнью, словно улей. Жизнь шла своей обычной, повседневной чехардой. Но он был мрачен и задумчив…

Вежливое обращение бесшумно подошедшего посыльного.

Он не обернулся.

– Мы привели ее. Она ожидает, – произнес посыльный после затянувшейся паузы.

– Хорошо, – глухо ответил Василевс. – Ступай.

И посыльный удалился так же бесшумно, как и появился.

Еще с минуту постояв, Вардан прошел к столу и подхватил с него кубок с килийским мускатным вином. Разбавленным, разумеется. В обиходе неразбавленное вино в Византии пили только варвары. Остальные считали это дикостью, ибо вместо утоления жажды наступало опьянение, к чему вне пиров и прочих гулянок не стремились. И Василевс был не исключение в этом вопросе. Впрочем, хорошее, натуральное вино даже в разбавленном водой варианте было вкусным и приятным. Да, заметно менее терпким и совсем не крепким. Ну так и что?

Сделав два небольших глотка и вернув кубок на стол, Вардан вновь взял листок бумаги, что лежал рядом с деревянным пеналом. Тем самым, что Ярослав передал неприметному человеку на причале Гнезда.

«Будь осторожен. Твои враги меня хотят вытащить в Константинополь. Думаю, что готовится покушение или переворот. Я им нужен просто как игрушка, чтобы было кого поставить и кем манипулировать. Кто, откуда и зачем – не ясно. Но, как сказал Гай Юлий Цезарь: Величайший враг прячется всегда там, где вы будете меньше всего его искать…»

Он немного потеребил пальцами край бумаги и поморщился. Она была по качеству лучше тех отдельных поделок, что иной раз привозили из далекой страны на востоке. Заметно лучше. Плотная, гладкая, упругая… и такая белая… Каждая буква на ней была так отчетливо видна…

Потом он сосредоточился на тексте. Да, все письмо было на высоком греческом – койне, но стиль написания букв выглядел до крайности непривычным. Да и пробелы между словами и после знаков препинания резали глаз. Половину знаков, кстати, Вардан видел первый раз, но смысл их в целом понял без подсказок. Однако такой стиль письма категорически облегчал и упрощал чтение. Никаких гаданий[31].

Смысл же этих строк так и вообще пугал, заставляя отчаянно рефлексировать.

Ему уже доносили, что у этого Василия спрашивали, хочет ли он быть Василевсом. И тот отказывался. Теперь же Вардан понял почему. Он был слишком амбициозен и властен, а потому не желал «править», являясь марионеткой в чужих руках. В сочетании с выдающимися военными талантами, о которых ему постоянно все говорят, – гремучая смесь. Такой в Константинополе не выживет. А если выживет, то утопит тут всех в крови. И Василий, вероятно, это прекрасно понимал.