Митрофанова посмотрела растерянно:

– Но как можно было нас перепутать? Люсе вроде только четырнадцать.

– Зато рост у вас почти одинаковый. И фигура у покойной… м-мм… аппетитная была. Как у тебя. Плюс ночь. Темно.

– Подожди… – отчаянно нахмурилась Надя. – Люся из какой-то очень бедной семьи. Откуда у нее плащ от «Максмары»?

– Похоже, она и стащила его у тебя. Он ей давно приглянулся.

– Ты о чем?

– Помнишь, мы в первый день в заброшенный замок ходили? Встретили там трех парней и двух девиц? Одна еще спрашивала у тебя, что это за марка?

– Да, да!

– Ну, вот это и есть покойная Люся. Та еще была, прости господи, оторва. В прошлом году против нее уже дело возбуждали. Как раз за кражу. А мы твой плащ тогда на улице бросили. И забор у нас для подростка чепуховый.

– То есть она… украла мой плащ – и не побоялась пойти в нем в клуб?

– Дело-то ночью было. В дождь. На улице никого.

– Но мы-то были!

– Вот именно, – поник журналист. – И ты была точно в таком же плаще!

– То есть… – дрожащим голосом спросила Надя, – пока я была с тобой, меня тронуть не осмелились, а потом увидели – вроде как одну? И тогда решили: пора?!

– Надюшка, – он крепко ее обнял. – Это только вероятность. Очень маленькая.

– Но кому это надо? – недоуменно произнесла Надежда. – Твой фонд, этот «Три Д», вообще, что ли, ничего не боится?

– Не знаю, – вздохнул Дима. – Я связался с Савельевым. Он будет выяснять. Мы оба будем. Но я по-прежнему надеюсь: убивали – именно Люсю. Плащ – случайность. Нас с тобой – только пугают.

– Немцов тоже думал, что его пугают, – проговорила Митрофанова. – И Старовойтова. И Собчак.

– Надь, поэтому я тебя и отправил сегодня в театр. И больше не спущу с тебя глаз, – пообещал Полуянов. – Но мне в голову пришла другая версия. Более, на мой взгляд, вероятная. Смотри сама, как много сходится. Сравни 2002 год – и нынешнее преступление. Оба раза убиты девушки. Обеим по четырнадцать. Дело происходит ночью. Одна погибает в заброшенном дворце, другая совсем рядом. Обеим нанесен удар тяжелым предметом по голове. Не много ли совпадений?

– Маньяк?

– Не знаю. Вскрытия пока не было, но предварительно судмедэксперты говорят – следов насилия у Люси нет. Как и тогда, у Вики.

– Но кому это надо? С дельтой в четырнадцать лет? Просто убивать? Зачем? За то, что мимо дома проходили?!

– Так давай разберемся! – Дима азартно потер руки. – Со старожилами поговорим. Начнем с Ирусика, а потом…

– Черемисову надо тряхнуть, – задумчиво добавила Надя. – Она ведь еще за сутки сказала, что будет убийство. Ты веришь, что такое возможно?

– Не верю.

– Вдруг на нее очередное помрачение нашло? Собиралась убивать сама и хотела, чтобы мы ее остановили?

– Все может быть. Но ты еще про нашего рэпера на «Ауди» не забывай. Что он делал в Васильково – и конкретно у Ланы? В ночь убийства?

– Да, Дим, – вздохнула Надя. – Почему у нас с тобой все так странно? Я-то думала – станем дачниками, редиску будем растить, кабачки твои любимые. А что получилось в итоге?

– Ну, лично мне, – усмехнулся журналист, – итог даже удобен. Сижу на даче, глаз с тебя не спускаю. И заодно – пишу свой «гвоздь». Тебе вот только придется теперь везде под моей охраной ходить.

* * *

Идти вместе с Димой к Ирусику Митрофановой категорически не хотелось. Но Полуянов запротестовал:

– Надюха! Одна ты не остаешься. Ни на секунду. Все. Точка.

– Дим, они нас за свидетелей Иеговы примут! Или за полицейских, – простонала Надя. – Даже я знаю: журналисты парами не ходят!

– В боевой обстановке – ходят, – не смутился Полуянов. – Возьми хотя бы Стешина с Коцем из «Комсомолки».

– Хорош передний край – дачный поселок! – фыркнула Надя. – А мне как, только кивать или тоже вопросы задавать можно?

– Конечно, задавай. Тем более там женщина. Домашняя хозяйка. Трое детей. Самый твой контингент.

– Слушай, а сколько ей лет? – спросила Надя.

– От двадцати восьми до тридцати, точно не знаю.

– И уже трое по лавкам?

– Свет зимой, видать, отключают, – подмигнул Полуянов.

– Не поняла.

– На улице холод, в доме темнота. Чем заняться? Только детей делать.

Надя улыбнулась:

– Жаль, что мы с тобой в Москве живем. И у нас свет всегда.

Она давно перестала впрямую давить на Димку – но почему бы не намекнуть, раз к слову пришлось.

Полуянов хмыкнул:

– А я тебе и при свете могу ребенка организовать. Меньше будешь во всякие истории попадать.

– Это я? Попадаю в истории?! – возмутилась Надежда.

Дима не смутился:

– Естественно! В квартиру нашу из-за Библии лезли. Кто ее домой притащил? Ты. А плащ дурацкий кто на крыльце бросил?

– Умеешь ты ответственность на других перекладывать! – вздохнула она. И лукаво добавила: – Впрочем, я согласна. Завтра у меня как раз опасный день.

– Ну… – глаза Полуянова в отчаянии заметались. – Я не прямо сейчас имел в виду… давай сначала это дело разгребем – а потом уж про наследников поговорим. В спокойной обстановке.

А Надя подумала: «Чего я такая порядочная? Не обсуждать надо – просто перед фактом его поставить». Соблазнить – чтобы голову окончательно потерял, ни о каких мерах безопасности не подумал. Как раз у нее и пеньюарчик имеется новый, очень секси, Димка его не видел еще. Вот завтра и обновим.

– Эй, Митрофанова! – потормошил ее Димка. – Не засыпай. Мы уходим. И блокнот с собой возьми, Татьяна Тэсс ты моя.

Но оказалось – зря они опасались, что их легенду кто-то поставит под сомнение. В доме Ирусика царила полнейшая неразбериха, и на журналистов (одного, двух – какая разница?) никто даже внимания не обратил. В огороде (хотя всего лишь май, успел зарасти сорняками в детский рост) носились двое ребятишек. Оба нестриженые, в свитерках с чужого плеча, широченных, длинные штанины волочатся по земле, и не разберешь: мальчики? Девочки?

Дверь в хату (иначе кособокое, облупившееся строение не назовешь) распахнута. На крыльце в кресле-качалке дремлет старуха – сколько ни кричали «здравствуйте», даже не шелохнулась. В сенцах женщина лет пятидесяти ожесточенно полощет в тазу какие-то тряпки.

– Ирина дома? – обратился к ней Дима.

Та и разгибаться не стала – махнула рукой: проходите, мол.

Миновали гостиную – словно из прошлого века, с ковром на стене и хрустальным лебедем в старенькой «стенке». Заглянули в пустую спальню: кровать с розовым бельем не убрана, на полу – глянцевый журнал.