Встреча вышла прохладной, Ленка как будто держала дистанцию. Таська к такому приему была не готова и пыталась сообразить, чем Федосеева, собственно, недовольна.

Знала бы, ноги бы ее не было в этом Хомутове, за семь тысяч верст от дома в Крылатском.

Хм. Хомутово… Назвали же…

Таське во всем мерещились знаки судьбы, и от такого грубого намека небес у нее заболела голова. Хомутово было – не могло не быть – знаком!

Куда тебя занесло, Таисия?

Порывшись в сумке, Таська нашла пачку жвачки, там же, в сумке, надорвала обертку и сунула украдкой в рот сразу две подушечки.

Детская попытка скрыть свое аварийное состояние не укрылась от Ленки.

– Ты что, набралась в самолете?

Таська поморщилась:

– Нет, это я дома еще. Меня девчонки провожали.

В жидкой массе пассажиров рейса UN-103 они ждали багаж.

Завидев на транспортерной ленте сумку, Таська ухватилась за нее обеими руками, но снять не успела – лента поволокла Таську вместе с сумкой дальше.

Ленка досадливо отстранила коротышку Таську, легко сняла с ленты имущество и покатила к выходу.

Сунув талон дежурной, Таська ходко потрусила следом.

Выкатив сумку на пустынную, умытую недавним дождиком площадь, Федосеева направилась к стоянке машин, разместившейся здесь же, на площади.

На площади Таську посетило чувство глубокого презрения – таким все вокруг оказалось провинциальным: здание аэровокзала, сама площадь, горстка машин и даже плоские горы вокруг.

На щелчок пульта в руке у Федосеевой отозвалась грязно-голубая «Нива».

Устроив сумку в пасть багажника, Ленка кивнула Таське:

– Прыгай.

Таська нырнула в задохнувшийся салон. Ленка устроилась за рулем, вставила в замок ключ зажигания.

– Как там Славик, как Егор? – Глаза шарили по приборам.

«Улизнула в свой Корсаков и забыла обо всем», – седьмым чувством угадала Таська.

– Егор все так же, а Славик к выписке готовится. Аппетит, правда, еще не ахти, а выглядит ничего, молодцом. Особенно в сравнении с Егором. Несколько раз к нему сын приезжал, и бывшая наведывалась, – не отказала себе в удовольствии Таська.

– Держись, подруга, – сумрачно кивнула Ленка и, лихо развернув машину, рванула с площади навстречу сопкам.

Поняв ее дословно, Таисия вытянула из пазов и накинула на себя ремень безопасности.

Ленка нацепила очки от солнца, чуть приспустила стекло и, глядя на летящее навстречу полотно дороги, сообщила:

– Встречаемся с Анохиным завтра, на рыбалке.

– Где-где? – Таська мгновенно пришла в ужас. Рыбалку она не переносила всеми фибрами, и вообще всем видам спорта предпочитала шопинг.

Хомутово осталось позади, они выскочили на федеральную трассу, и по обеим сторонам дороги потянулся одинаково унылый темный лес, изредка проскакивали одиноко стоящие лиственницы с изломанными кронами.

Внезапно Таську охватило волнение: как-то вдруг она ощутила и осознала эти семь тысяч верст, отделяющие ее от дома.

Откинув выбившуюся из заколки прядь, она осторожно скосилась на Ленку.

Ветерок овевал Ленкину сосредоточенную физиономию, трепал волосы.

– Объясняю еще раз: Анохин пригласил нас на рыбалку.

Волевым усилием Таська подавила в себе острое желание послать неведомого Анохина в длительное эротическое, как говорил Егор, путешествие.

Подумав так о муже, Таська внутренне сжалась. Неужели глаголы будущего времени из речи придется исключить? Будущее время – это действие, которое совершится после момента речи. Неужели ее Егор все уже совершил?

Горло перекрыли близкие слезы.

Этого не может, не должно быть! Это неправильно!

Лесу не было конца. Свобода и безлюдный простор, парящий над трассой, усиливали тоску.

– Боже, зачем же такие сложности? – сумела выговорить Тася, имея в виду рыбалку.

– Это для тебя, может, сложно, а для него рыбалка – естественная среда. Он же рыбак.

– Ладно, чего уж там, – вяло согласилась Таська, – а сколько сейчас времени?

– Десятый час.

– Вечера или утра?

Ленка быстро посмотрела на пассажирку:

– Ну, ты совсем плохая, мать. Утра, конечно.

– Куда мы едем?

– На мою родину – в Корсаков. Познакомишься с бытом местного населения.

– Далеко это?

– Тридцать восемь кэмэ, примерно полчаса езды. Значит, план такой. У меня дома шаром покати, – отрывисто излагала Ленка, – так что пообедаем где-нибудь по пути, потом я тебя отвезу домой, а сама поеду в магазин. Вечером вернусь, что-нибудь соображу на ужин.

– Елки. День пустой получится, – с неудовольствием заметила Тася.

– Ничего, зато пораньше спать ляжешь. Завтра Анохин заедет за нами в четыре утра.

Таська выпрямилась на своем месте, физиономия у нее вытянулась.

– Во сколько? – В прежней беспечной жизни Тася, конечно, слышала о том, что некоторые чудаки, мучимые рыболовным зудом, встают ни свет ни заря, но чтобы в четыре… Сама-то она была не просто совой, а совой в кубе.

– В четыре утра. Рыбалка, знаешь ли, – глубокомысленно изрекла Ленка.

– Садист он, а не рыбак, – лениво огрызнулась Таисия, – так я и думала. Как с таким человеком договариваться?

– Это что-то вроде проверки на вшивость, – объяснила Ленка и повернула ручку радиомагнитолы.

Салон наполнился звуками зарубежной попсы, и это можно было расценивать как приглашение заткнуться и помолчать, что Таська и сделала.

Примерно через полчаса вдоль трассы стали попадаться на редкость убитые развалюхи, по всему чувствовалось, что приближается населенный пункт.

«Корсаков – город рыбаков», – значилось на указателе, дорога резко ушла влево, и Таська вытянула шею: справа, как в замедленной съемке, разворачивался вид на залив и лощину с россыпью домов.

Ленка прикрутила звук приемника и прервала молчание.

– Корсаков выходит в бухту Лососей, – с непередаваемым превосходством сообщила она, – при царе здесь был пост Корсаковский, потом япошки оттяпали его у нас и назвали Отомари. В сорок пятом наши снова отбили поселок у япошек.

Таськино невежество простиралось далеко за пределы географии. Ленкины экскурсы в историю ее интересовали так же мало, как математика, химия и остальные школьные предметы. Единственная склонность, которая наблюдалась у Таськи с детства, – склонность к иностранным языкам, но она осталась невостребованной.

Сейчас ее больше всего интересовала оживленная бухта – по ней шныряли катера и лодки.