А почему те, кто уже дошел до шлюза жилого блока, в него не заходят?

А какой там внутри, интересно, запах? И есть ли там запах вообще?

А чем нас покормят?

А душ будет как на старой подводной лодке – в виде спиртовых обтираний – или все-таки нормальный, из воды?

Но задавать подобные вопросы было как-то неуместно. Тем более адресовать их Литке, который всё о мирах, о небратьях по разуму, о судьбах Вселенной…

Пройдя линию разноцветных терриконов, служившую фактической границей нашей марсианской базы, мы попали в средоточие механической возни.

Ясное дело, каждый робот имел блок мощных сенсоров и достаточно развитый искусственный интеллект. По крайней мере, его хватало, чтобы распознать в человеке препятствие и обогнуть по самой безопасной траектории.

Но должен сказать, что, несмотря на всю деликатность наших механических слуг, близкое соседство этих громоздких металлических созданий меня лично нервировало.

Мало ли что у них на уме?

А вдруг искусственный интеллект даст сбой?

А вдруг в самый неподходящий момент сгорит критически важный сенсор?

А вдруг нас примут за вредных животных?

Или, хуже того, за полезные минералы?

Литке, в отличие от меня, обществу машин обрадовался. Первому же встречному рудовозу (оказалось, что трехметровые шары на лапах-обрубках – это рудовозы) он приказал остановиться. Дождавшись выполнения команды, Литке подошел к нему, аккуратно отер красную пыль с железного панциря и голосом заслуженного театрального Гамлета произнес:

– Вот он, триумф разума и воли… Нашей воли.

Я усиленно закивал.

Мол, триумф – оно конечно.

Не то чтобы я сам считал что-то другое – что не триумф, или что не воли… Просто очень в душ хотелось. И кушать.

– А вон там ваших любимых рудовозов прям толпа, – сказал Тополь, указывая мне за спину.

Мы с Литке обернулись.

Картинка была хороша. Караван роботов выползал из-за края дюны и, переваливая через ее макушку, спускался к форпосту через густо-синюю тень. Всякий раз, когда очередной тучный рудовоз проходил верхнюю точку гребня, в никелированном ободе вокруг грузового люка вспыхивало кроваво-красное Солнце.

– Откуда это они, интересно, возвращаются? – спросил я.

Я думал, что Литке отделается чем-то дежурным вроде «разрабатывают дальнее месторождение», но старый волк Космодесанта отнесся к моему вопросу неожиданно серьезно. Он поднял на своем планшете какую-то могучую прогу и вперился в подписи к хаотически ползающим условным значкам (каждый значок – робот, догадался я).

– Странное дело, – пробормотал Литке, – этих рудовозов система почему-то не видит… Их как будто не существует для нее… А нет, погодите… Вот же они!

В самом деле, на планшете вдруг появилась цепочка отметок, ползущих по склону дюны. Каждый робот на экране был снабжен пояснительной подписью «руда из месторождения МС-6».

– Ну, вот видите, – в голосе Литке прорезались оптимистические нотки. – Похоже, просто запаздывала отрисовка… Слишком много объектов… В общем, отвечая на ваш вопрос, Владимир, скажу: они заняты именно тем, для чего их строили. А теперь идемте, нас ждут.

Я кивнул – мол, хорошо, когда порядок в танковых войсках.

Пока мы – Литке, Тополь, я, Капелли и Зимин – ковыляли к жилому блоку, группа Щенина уже начала шлюзование.

Процедура заключалась в том, что космонавты, попав в герметичный тамбур, дожидались, пока их обработают дезинфицирующей аэрозолью и ультрафиолетом. После этого давление в шлюзе поднималось до нормального и можно было переходить в следующий отсек, снимать шлемы, отстегивать перчатки – в общем, превращаться из ходячего демонстратора отечественных космических технологий в нормального человека.

– Придется подождать, – вздохнул Литке. – Шлюз не резиновый.

– Сколько?

– Минуты три.

«Где три – там и десять», – знал я по опыту.

Первым себе развлечение нашел, конечно, Тополь.

Он выключил силовой пояс и взялся прыгать. Как прыгать? Само собой, в длину и высоту!

Тут его ждало разочарование. Возможно, будь Костя одет в треники и майку, ему удалось бы продемонстрировать нам впечатляющие цирковые номера, благо сила тяжести на Марсе заметно слабее земной. Но на нем было изрядно понавешано барахла, плюс к тому скафандр настолько стеснял движения, что вышло какое-то несуразное дерганье и брыканье.

– Ничего ты не умеешь, Костя! – с этими словами я решил показать старому дружбану класс. Для чего полез по скобтрапу на монументальный бак, стоящий в десяти шагах от шлюза.

Оказавшись наверху, я планировал эффектно спикировать на просторную крышу марсохода, запаркованного встык с жилым модулем.

Я уже собрался прыгать, когда мой взгляд упал на давешние рудовозы.

Те самые, которые тащили «руду из месторождения МС-6».

Их было восемь. Они двигались колонной по две машины в ряд и пересекали сейчас знак в виде огромной белой буквы «H» на посадочной площадке в ста шагах от бака, на котором я стоял.

«Странно. Вроде бы перерабатывающие мощности на другом краю форпоста… Куда же они в таком случае тащат свою руду?..»

Но додумать я не успел. Роботы остановились как по команде. На головной машине откинулся люк грузового отсека и из него выглянула… фигура, облитая призрачным серебристым свечением!

Почему-то я сразу понял, что фигура смотрит прямо на меня.

И, судя по тому как незнакомец замер, буквально окаменел, увидеть меня он совершенно не ожидал.

«Кто это?! Робот-андроид?! Или космодесантик?! Из какого-нибудь совсем уже сверхсекретного отряда?!» – мысли неслись галопом.

Я, конечно, хотел задать эти вопросы Литке. Но серебристая фигура вдруг вскинула переднюю конечность – и в мою сторону понеслась гроздь оранжевых плазмоидов каждый размером с апельсин.

Будь мой стаж в Космодесанте побольше, я первым делом стукнул бы по бляхе силового пояса, активируя гравитонный защитный кокон. Но, поскольку рефлексы мои были сформированы Чернобыльской Зоной Отчуждения, я просто отпрыгнул вбок.

Позабыв о пониженной силе тяжести, я со страху сиганул так, что вылетел за пределы круглой крыши бака и по протяженной нисходящей параболе направился к припаркованному марсоходу.

При этом выпущенные призрачным незнакомцем плазмоиды-апельсины разминулись с моими ногами в считаных сантиметрах.

Большинство улетело куда-то вдаль, но два взорвались на белой крыше бака, а один пробил его стенку вблизи скобтрапа.

– Здесь Комбат! Обстрелян! Это химероиды! – заорал я в следующий миг после того, как стукнулся о крышу марсохода.