Я внимательно посмотрела на тест. Приблизила к глазам. Отдалила. Снова приблизила. Снова отдалила. Вблизи бесформенное розовое пятно совершенно точно не было полоской, но все же сигнализировало о присутствии в моче какого-то подозрительного элемента. Может, это производственный брак?

Так, ладно, подумаю на пути в офис «Эмиратских авиалиний»… Тем более что женская консультация так удачно располагается по дороге к метро.

* * *

— Вы даже не представляете, как мне знаком этот сюжет, — улыбнулась молодая врач, выслушав мою загадочную историю про деликатные месячные и сомнительный тест. — Давайте-ка быстро на УЗИ.

— Я же не выпила двух литров воды, — слабо запротестовала я.

— Да и не надо, это и так будет видно.

Это? ЭТО? О чем это она?

— Ну вот же он! — ткнула она пальцем в экран.

— Кто — он? — пересохшими от волнения губами спросила я и почувствовала себя так, будто после долгих топтаний на месте все-таки прыгнула в прорубь.

Врачиха посмотрела на меня поверх очков:

— Кто-кто? Эмбрион.

— Э… э…

— …мбрион, — подсказала она.

— Правда? Нет, серьезно?! Ой! — выпалила я больше для того, чтобы не показаться полной дурой. И с удивлением отметила, что от нахлынувших чувств я вот-вот расплачусь.

— Поздравляю! Март — прекрасный месяц для родов. А теперь живенько в больницу на сохранение.

— Что? Куда?! Нет-нет, доктор, я никак не могу на сохранение! Может быть, через пару недель. У меня послезавтра Таиланд, понимаете? Таиланд! Командировка! Мне еще сумку собирать! — почти выкрикнула я последний аргумент.

— Вот в этом можете себе не отказывать: собирайте сумку — и живо в больницу! Это у вас вчера не месячные были, а кровотечение, пусть и небольшое. С такими делами не шутят, если вы хотите иметь детей… — Тут врач вызывающе уставилась на меня: — Вы же хотите?

Вот он, момент истины, подкрался так незаметно.

— Ну да, — промямлила я, но, уловив недоверие в ее лице, быстро добавила: — Да! Да, конечно хочу!

Таиланд, который я уже мысленно ощупывала руками, стремительно удалялся. И что-то новое, бесформенное, расплывчатое, неизвестное, пугающее и волнующее подбиралось все ближе.

* * *

Уже стемнело, когда мне наконец удалось набрать эсэмэску Гийому: регистрация, первичные анализы и протокольные процедуры заняли весь день. Я плохо попадала пальцами по клавишам. «У меня дя тебя 3 новогти: 1) я не еду в Таианд 2) я в больице 3) я на четвертой неделе беременности».

Я нажала «Отправить» и понеслась мыслью вслед за электронным сообщением. Вот оно архивируется, вот комочком килобайтов катится по проводам над Тулой и Брянском, вот останавливается на мгновение на границе домашней и роуминговой зоны — начинает стоить в три раза дороже — и вот уже летит над Европой, кружит над Парижем и, наконец, падает в его телефон… Вот он слышит сигнал, лениво тянется к заднему карману джинсов, не подозревая, что через несколько секунд его жизнь изменится, вот достает телефон, набирает привычную комбинацию клавиш для разблокировки… Открывает сообщение… Читает… Дочитывает… Перечитывает…

Я откинулась на жесткую больничную подушку и уставилась на экран мобильного, чтобы увидеть голубую подсветку, предваряющую звонок, и нажать кнопку «Ответить» еще до того, как сработает звуковой сигнал. Мои сопалатницы погрузились в беременную дрему, и будить их было не просто невежливо, но даже где-то опасно. Между мной и ними сразу выросла стена непонимания: мне нечего было рассказать о работящем муже, зануде-свекрови и недальновидном гинекологе. Отец будущего ребенка по приблизительным прикидкам либо француз, либо владелец крупной отечественной компании — сочувствия ждать неоткуда.

Суставы в запястьях уже затекли от напряжения, а экран и не думал голубеть. Нянечка громко объявила отбой, и лампы как по команде погасли. Мои соседки, еще не окончательно уснувшие, шепотом обсуждали сегодняшние назначения лекарств, я косила глаза на дожидавшуюся на тумбочке свечку, которая по-научному называлась «ректальный суппозиторий» и которую надо было вставить в… В общем, туда, куда я до сих пор свечек не вставляла и даже представить не могла, как она ОТТУДА может повлиять на течение беременности. Я отложила телефон, взяла свечку, повертела ее в руках. Ах да, она же восковая, нельзя ее мять. Ладно, вскрываем… Тьфу ты, скользкая! Выгибаем руку в локте… Так, теперь прицеливаемся…

В-ж-ж-ж — зажужжало слева, и, прежде чем я успела сообразить, что это предупредительный вибросигнал мобильного, бодрая джазовая мелодия огласила дремлющую палату. Свечка выпала из руки и затерялась где-то в складках простыни. Скользкие от воска пальцы не сразу попали по нужной клавише.

— Алё! Алё! — прошипела я, опасливо озираясь вокруг: темнота вокруг наливалась ненавистью разбуженных.

— Привет, это я! — раздался в трубке бодрый голос Гийома. — У вас там нет городского, чтобы перезвонить?

— Ты упал, это же больница! Какой городской!

— А-а… понятно. Ну, как дела?

Как дела? Как дела… Хм-м… Четыре укола, по два в обе ягодицы с перерывом три часа, анализы мочи и крови из пальца и из вены, туалет без толчков, зато со стеклянной банкой-пепельницей, подвешенной на форточку, нянечки с каменными лицами, и главное — палата на десять человек. На десять одержимых мамочек. Они бесперебойно обсуждают «тянущие ощущения внизу живота» и режим утренней тошноты. А мне пока и сказать-то нечего.

Я нащупала тапочки под кроватью и шмыгнула в коридор:

— Да нормально вроде. Жалко Таиланда, конечно. В очередной раз…

— М-м… Так почему ты в больнице?

Я рассказала длинную историю об обнаружении беременности и необходимости лечь на сохранение.

— И что ты собираешься делать?

— Ну что собираюсь делать… Подставлять попу под уколы, питаться больничной дрянью и вставлять в себя ректальные суппозитории.

— А потом?

— Потом… Ждать девять месяцев, покупать распашонки, родить и воспитывать.

— А мне что делать? — спросил он после короткой паузы.

Я набрала в легкие побольше воздуха и выпалила отрепетированную мысленно речь:

— Послушай, я знаю, это не входило в твои планы на ближайшие десять — пятнадцать лет, и вовсе не хочу вешаться тебе на шею с ребенком, которого ты не ждал. Я оставляю тебе выбор: будь тем, кем хочешь, я к тебе никаких претензий предъявлять не буду.

— Я хочу знать только одно: будем ли мы вместе? В зависимости от этого и надо принять решение.

Решение? Он действительно думает, что мы сейчас принимаем решение? Оно уже принято, и давно, месяца четыре назад, когда на годовщину свадьбы он подарил родителям выходные в Риме. «Здорово было бы, если бы мой сын вырос таким же», — подумала я и, по-моему, даже сказала вслух. Вероятно, у меня в тот момент был открыт канал быстрой связи с космосом.