эмоции демократизируются; люди накапливают огромные запасы скрытой энергии, и мы завершаем подготовку к резкому росту появления динамических способностей в следующей эре.

В ту эпоху, известную – в соответствии с тем, что столица в 794 г. в очередной раз переехала из Нара в Хэйан или Киото – как период Хэйан, мы сталкиваемся с новой волной развития буддизма, названной Миккё, или Эзотерической доктриной, чей философский базис таков, что позволяет ей включать в себя две противоположности: аскетическое самоистязание и поклонение физическому восторгу.

Это движение было впервые представлено в Китае Ваджрабодхи и его племянником Амогхаваджра, выходцами из Южной Индии. В 741 г. последний возвращался в Индию в поисках таких идей. Это можно рассматривать как точку, в которой буддизм сливается с более широким потоком индуизма, поэтому индийское влияние в эту эпоху является подавляющим как в искусстве, так и в религии.

Происхождение этой школы в самой Индии туманно. Имеются отчетливые следы существования школы еще в давние времена, но вот ее систематизация завершилась только в VII–VIII вв., когда возникла необходимость в комбинации брахманской и буддистской доктрин. Это было время, когда «Рамаяна» обрела свою окончательную форму как протест против излишнего распространения монастырской жизни. В Японии новая философская точка зрения стала шагом вперед, по сравнению со школами Хоссо и Кэгон, которые учили объединять разум и материю, а также учили реализации Высшего Духа в конкретных формах. В чем мыслители продвинулись дальше своих предшественников, так это в том, что они попытались данную идею продемонстрировать на практике, заявляя о своем происхождении от прямого общения с Вайрочана, Верховным Божеством, одним из проявлений которого был Будда Шакьямуни.

Соединение разума, тела и слова в медитации рассматривалось как необходимость, хотя любое из трех в отдельности, доведенное до своего предела, могло дать высокий эффект. Таким образом, они превращали Слово или произнесение священных формул, которые, по их предположению, находились в пограничной зоне между разумом и телом, в самый важный способ добиться результата, поэтому данную школу иногда называли Истинным Словом, или Сингон-сю.

Искусство и Природа теперь оценивались в новом свете, потому что в каждом объекте было присутствие Вайрочана, Безлично-Универсального, высшая реализация которого должна была стать целью поиска верующего. Преступление, с точки зрения трансцендентного единства, становится таким же священным, как и самопожертвование, а низший демон оказывается в центре пантеона как высший бог. Мельчайшие детали необходимо зафиксировать и сохранить, цель видится в том, чтобы рассматривать жизнь в ее совокупности как воплощение Божества. А к мифологии начинают относиться как к сияющей радуге, где любая точка в любой момент может стать центром, отбросив все остальное в положение относительной подчиненности.

Эта идея представляется одной из многих возможных в проявлении великого индийского стремления к Едино-Видению (Самадаршана). И в то же время, что довольно странно, при всех способностях к глубокому анализу, неотделимых от буддизма, научные идеи этого периода связаны с магией или с изучением сверхъестественного. Возможно, это произошло из-за того, что философия, разделявшая все Существующее на пять элементов: землю, воздух, огонь, воду и эфир, понимаемый как Разум, без которого не может существовать ни одного из других четырех элементов и в котором все они растворимы, – так вот, эта философия оказалась слишком утонченной, чтобы быть понятой неподготовленными массами. Согласно этой школе, каждое проявление жизни наполнено определенным ритуалом, как например индийская архитектура, которая регулировалась положениями Варахамихира, изложенными им в «Брихат-Самхита», а скульптура – в соответствии с требованиями трактата «Манасара». В частности, при возведении храма ачарья, или учитель размечал фундамент с учетом космического замысла, в котором у каждого камня есть свое место, и даже самые негодные, найденные в очерченных пределах, представляли несовершенство и недостатки его собственного развития. Архитектура, скульптура и работы по возведению храмов – все выражало эту идею Вселенной.

Именно под таким влиянием буддизм обрел огромное количество богов и богинь, чуждых вере, но обеспечивших новое учение возможностью стать проявлением высшей изначальной Божественности. Теперь мы видим упорядоченный пантеон, сформированный вокруг идеи Вайрочана в четырех основных подразделениях: первое – Фудо, второе – Хосё, третье – Амида и четвертое Шакья, которые представляют (1) – Силу, что, собственно, есть Знание; (2) – Богатство, что, собственно, есть творческая сила; (3) – Милосердие, что, собственно, есть Божественный разум, снисходящий на человека; и (4) – Деяние, или Карма, что является реализацией первых трех в повседневной жизни на Земле, то есть Шакья-Муни.

Таков абстрактный смысл символов. Касаясь конкретной стороны: Фудо – Неколебимый Бог Самадхи, который обозначает ужасную форму Шивы, великое видение бесконечной синевы, восходящей из пламени. В соответствии с индийской идеей того времени, он обладает сверкающим третьим глазом, у него меч с тремя лезвиями и аркан из змей. В другом образе, в обличье Кодзин – Свирепого бога (Рудра) или Макейсура (Махешвара), на нем гирлянда из черепов, браслеты из змей и тигровая шкура медитации.

Его женский аналог выступает как Айзэн-Муоо – бог Любви, вооруженный мощным луком, увенчанный львиной короной; вид его ужасен. Это бог Любви, но любви в ее сильной форме, чей огонь чистоты означает смерть, он убивает любимых, чтобы те могли достичь высшего. Вайрочана становится триединым вместе с Фудо и Айзэн, посредством символа драгоценного камня Чинтамани, чья мистическая форма представляет собой круг, который стремится превратиться в треугольник – как говорят, жизнь никогда не может достичь завершенности, но всегда прорывается сквозь совершенство в своей борьбе за движение вверх, к более высокой череде осуществления.

Индийская идея Кали также представлена Каритеймо, Матерью-Повелительницей Небес, которой ежедневно в жертву приносят гранат, в соответствии со странной трактовкой, которая указывает на трансформацию древнего кровавого жертвоприношения в такую форму под влиянием буддизма. Сарасвати в образе Бэнтен с ее многострунной ви́на, которая усмиряет волны; Компира или Гандхарва с головой орла, священный для моряков; Кудокутен или Лакшми, дарующая удачу и любовь; Тайгенсуй – верховный главнокомандующий небесных сил (Картикея), кто награждает знаменами победы; Седен – Ганеша со слоновьей головой, создатель препятствий на пути, которому в первую очередь воздаются почести во время богослужений во всех деревнях и чью злую силу сдерживает советами Каннон об одиннадцати головах, который теперь принял образ женщины, выражая тем самым индийскую мысль о материнстве – все это предполагает прямую адаптацию индуистских божеств.

Эта новая концепция божеств сильно отличается от той, которая существовала у ранних буддистов. Теперь божества стали реальными, конкретными и актуальными в тех образах, в которых они выступают.

Произведения искусства этого периода полны страсти и ощущения близости к божеству, какого не знали другие эпохи. Мы видели, что появление школы Миккё в Китае связано с именем Ваджрабодхи, который прибыл в эту страну в 719 г. и затем перевел сутру Йога. За ним последовал Амогхаваджра, который привез новое