– Редактора-сан?.. Это ти-ли-над-цать чети-ль-нады-цать?.. говорят из посёль-ство… Китай… Колосо?.. Я имей сказать вам, редактора-сан, – ви издавать книгу Линь Синь-винь… А знае-ете, что он есть плавая уклониста?.. Как это влиять на советско-китайский отношений?..

Бедный зав чуть не лишился речи.

Что делать? Искусство Анна Ивановна любит больше всего, и место ее, конечно, в театре. Между прочим, где-то я вычитала, что «искусство – это великая болезнь, но без этой болезни невозможно жить».

А теперь, мой дорогой спутник, мой вечный призрак, я скажу тебе самое главное, что узнала «под пьяную лавочку» на одном из капустников. Представь себе, слышу:

– Наш директор совсем не тот, за кого себя выдает.

– ?

– Настоящая его фамилия Райнер.

Я так и осталась с открытым ртом. Райнер! Во-первых, немец, во-вторых, однофамилец с Виктором Райнером. Ты помнишь его? А фамилию директор заменил на русскую в 1941 году, когда началась война. Вот так.

…Где ты, мой единственный? Романтик, разочарованный в романтизме! Я смотрю на твою фотографию, держу ее в ладонях…

Часто мне кажется, что ты взлетел высоко-высоко и заблудился в облаках. А может быть, присел на самой высокой скале и отдыхаешь?..

Сердце мое разрывается от некоторых известий. Узнала секретное сообщение, сколько в Венгрии погибло наших, сколько пропало без вести… А может быть, тебя послали с секретным заданием?

И все же, вот тебе, Пропавший и Воскресший из безвестности в моем воображении, – почитай снова сценки из жизни нашего издательства – ведь я этим живу.

…Я открываю дверь в знаменитую сорок первую комнату. Здесь царят музыка и шутки. Стоит пианино, и временами разносится двухголосное пение весьма упитанных дам. «Тбилисо, звизда дваржэби харео…» – они удачно имитируют грузинский язык.

А еще стоит открыть дверь в комнату «а-ля салон» – такая есть в издательстве (как во всяком уважающем себя культурном сообществе). Кофе, острые разговоры, сплетни, ирония, мелкие уколы и прочее – все тут. Один мудрец сказал: «Этот род комедии спасает нас от трагедии». Эти слова вполне применимы к «салону». Тут и улыбчивость, и внешняя отзывчивость, и непременное сочувствие, и игра, кокетливая игра, и чайные или кофейные церемонии. Ну и, конечно, визиты мужчин, молодых и старых (кому из них доверят молоть кофе на старинной кофемолке?), всех привлекают красота и моложавость хозяек. Авторы очарованы и сговорчивы, начальство не отягощено требованиями, просьбами, можно просто хлебнуть глоток кофе, и все станет легким, изящным, разрешимым…

В этой комнате можно услышать что-нибудь вроде: «Лучший автор – мертвый, а из мертвых – не наш, а из не наших – мертвый, чтобы не платить». Или: «Главное в советской печати – искоренить искренность, она опасна: вдруг узнают правду?».

Гости заводят речь о знакомцах, съездивших или уехавших уже навсегда за границу, о том, как там принимают, о последних литературных сплетнях в Союзе писателей, о домах творчества – где дешевле, лучше и т. д. и т. п.

Анна Ивановна чувствует себя неловко, можно сказать, совершенно лишней, ей бы уйти, но – неудобно. К счастью, в дверях показывается наша строгая редактриса Александра. Удивительный человек! – хорошенькая, изящная, ручки-ножки, как у куколки, глаза-орехи, но как она ставит на место авторов! Этакая жестокая рука в мягкой перчатке. Зато милее милой она с теми, у кого стряслось что-то неприятное: если у кого безденежье, обязательно поможет, даст что-нибудь на рецензию. Словом, Александра вошла, сразу оценила атмосферу семейного трепа и – показала коготки: через пять минут в комнате не осталось ни одного автора.

…А спустя два часа – новая картина, совсем иная. На этот раз их посетила другая писательская пара (эти писательские жены и любовницы – кажется, половина успеха в литературном мире). Молчащий, лишь изредка отпускающий забавные словечки поэт – и напичканная кучей литературных сюжетов его жена Т. Г. Рассказывает удивительную историю. Они отдыхали в Коктебеле и познакомились там с пожилой, но еще полной энергии дамой по фамилии Капнист. Помнишь такого баснописца XVIII века? – она из его потомков. Так вот: она вернулась из лагерей и попала в Коктебель. Подружилась с колоритным поэтом, скульптором, художником Виктором, его женой и пригласила к себе в гости. Там оказалась другая, менее энергичная дама, тихая, поэтического склада, которая стала читать свои стихи. Поэт, настроенный скептически, удивился – стихи были мужественные, полные драматизма:

Но главное! – она назвала свое имя и фамилию. Представь себе: звали ее Анна Васильевна Колчак. Да, да, тот самый Колчак! У него была семья, у нее тоже, но в разгар гражданской войны их связала страстная любовь! Как ты знаешь, он расстрелян, но она чудом осталась жива и, конечно, большую часть жизни провела в лагерях…

Вот какие штучки выкидывает история!

…Сегодня 16 сентября. Хочу поделиться с тобой, мой улыбающийся, взмахивающий рукой (таким я тебя вижу), тем, как наконец у меня прорезался голос на знаменитых посиделках-побеседках, в салоне. Я начинаю преодолевать свою робость, комплексы на ярмарке тщеславия. Отточенные язычки, остроумие – как это украшает казенные стены!

Эти чудные вольности, как они помогают рвать путы прежних лет! Хотя… однажды так «наотмечали» выход книги, что «потеряли человека» – обнаружили только утром за шкафом…

Однако твоя некогда любимая женщина по имени Валентина хотя и заговорила в салоне, но нарушила стиль. Ведь там главное – уметь болтать ни о чем, а я? Притащила умную книгу.

– Послушайте, – сказала, – что я нашла. Прямо для нас, редакторов. Читала письма Лескова к Толстому, и вот что пишет Лесков: «Я очень страдаю от досаждений редакторских. Эти господа думают, что непременно надо иметь их точки зрения и их заботы».

– Вы думаете, что все это можно отнести к нам? – послышалось в ответ. – Тогда редакторами были мужчины, а теперь это бабья профессия, так что… Это мужики да еще наша строгая Александра могут переписывать текст автора, к чему это?

Знаешь, кто это сказал? Одна из тех красоток, о которых я писала. Назовем их Лис и Роза. Имена эти я даю потому, что мы издаем сейчас сказку «Маленький принц» Сент-Экзюпери. Это прелестная сказка.

В комнате № 600 сидели очаровательные М. и Г. Я звала их про себя Лис и Роза. Они жаждали тепла, уюта, заботы. «У меня нет друга, – жаловался рыжий Лис, – я хочу, чтобы меня приручили, ухаживали за мной». Художник Костя тоже чувствовал себя одиноким, он даже завел барашка и нарисовал для него домик. Лис больше всего любил сухие цветы и окружал себя букетами из них. Но они не издавали никакого аромата. И оттого Лис не мог обходиться без Розы и ее аромата. Нетерпеливый Лис удивлялся ее терпеливому молчанию, а она объясняла: «Никогда не надо ждать от Розы слов, надо просто дышать ее ароматом, ведь это такой аромат, от которого люди „звонко улыбаются“. Находиться с ним рядом – уже счастье».