Уиншоу: А здесь бар где-нибудь есть?

Бимиш: Мне кажется, мы еще в эфире.

5 февраля 1960 г.

Потрясение всей моей жизни. Утром делать было особенно нечего, и около одиннадцати забрел в палату. Повестка дня была не сильно многообещающей: второе чтение „Билля об общественных органах (допуск прессы на заседания)“. Свою первую речь должен был произносить новый член парламента от Финчли — некая Маргарет Тэтчер; и черт бы меня подрал, если это не оказалась та самая Маргарет Робертс, которая просто сшибла меня с ног в Консервативной ассоциации Оксфорда! Пятнадцать лет назад, чтоб мне провалиться! Дебют оказался изумительным — все ее поздравляли весьма неумеренным образом, — хотя, к своему стыду, вынужден признаться, я понял лишь примерно половину. Пока она говорила, годы, казалось, откатываются назад, и в конце я уже, наверное, таращился на нее из своего ряда, раскрыв рот, как какой-нибудь изголодавшийся по сексу подросток. Эти волосы! Эти глаза! Этот голос!

После я подошел к ней в Коридоре убедиться, помнит ли она меня. Видимо, помнит, только она этого не признала. Сейчас она, разумеется, замужем (за каким-то предпринимателем) и с детьми (двойня)[28]. Какую гордость, какую изумительную гордость должен испытывать ее супруг. Она спешила на встречу с ним, и поговорить нам удалось лишь несколько минут. Затем я в одиночестве пообедал в Зале для Членов палаты, вернулся к себе в берлогу. Позвонил Уэнди, но сказать было нечего. Похоже, она пьяна.

Она превратилась в жуткую обузу. Одно имя ее — Уэнди Уиншоу, — даже оно звучит абсурдно. Больше не осмеливаюсь брать ее с собой на люди. Сегодня — 3 года и 247 дней с последнего соития. (С ней то есть.)

Спросил Маргарет, что она думает о Макмиллане и его ветрах перемен[29]. Много она мне не выдала, но я подозреваю, что думаем мы с нею одинаково. Ни она, ни я на этой стадии не можем себе позволить выложить все карты на стол.

Я чувствую — совсем как много лет назад, хотя, быть может, с большими основаниями, — что судьбы наши необъяснимым образом переплетены.

20 сентября 1961 г.

Сегодня днем — наглый телефонный звонок от Кнута[30], который как-то разнюхал про наши маленькие contretemps[31]в Уиншоу-Тауэрс на выходных[32]. Не спрашивайте меня, как об этом напечатали в местной газете, но Лоренс уже позаботился, чтобы дальше дело не пошло. Черт бы подрал эту мою проклятую семейку! Ни раньше, ни позже… что ж, ни на какую лояльность с моей стороны они могут не рассчитывать.

Так или иначе, ему хотелось знать о Табите и ее болезни, а также не заперты ли у нас на чердаках какие-нибудь другие психи. Я всеми силами постарался сгладить происшествие, но его это, кажется, не очень убедило. Если дойдет до Гейтскелла[33](а до него дойдет, я уверен), что станет с моими перспективами на пост в кабинете?

14 июля 1962 г.

В газетах — много праведного негодования по поводу перетасовок Макмиллана. Должен сказать, по мне, так увольнение семи министров за один вечер — отличный ход. Со своей стороны — не то чтобы я мог об этом кому-нибудь говорить, разумеется, — я восхищаюсь его дерзостью (и она для меня приятный сюрприз). И, честно говоря, нашей партии такая беспощадность бы не повредила, чтобы избавиться от некоторых бесхребетных соглашателей, позволивших коммунистам зацепиться. Свары в Глазго — просто самый заметный для публики пример[34]. Если честно, хотелось бы, чтобы вся эта чепуха отмерла вместе с Бивеном. Что останется мне, если партия все дальше и дальше будет склоняться влево? Ходят разговоры о том, что следующим лидером станет Уилсон, а это просто катастрофа. Для начала — этот человек меня ненавидит и презирает. На заседаниях палаты никогда не здоровается. Я просидел на этих скамьях семь чертовых лет, и будь я проклят, если не получу с этого хоть что-то[35].

8 ноября 1967 г.

Сегодня днем — краткая, но унизительная беседа с Ричардом Кроссманом[36]в Чайной комнате. Формально он остановился, чтобы поздравить меня с назначением, но в этом чувствовалась какая-то насмешка. Я буквально слышал ее. Мерзавец. Ну что ж, заместитель министра — это еще на один шажок ближе к передним скамьям, не так ли? Хотя не имеет смысла обманываться. Суть в том, что будь я на Другой Стороне, то был бы уже у самой верхушки теневого кабинета. Я играю не за ту команду, это становится все более очевидным. Уилсон и его кучка приятелей не имеют ни малейшего представления о том, как должен выглядеть способный человек. Ни у кого из них — никакого видения.