Также на повестке дня сегодня — формирование дохода. Не вижу причины, по которой подразделения обеспечения не могут облагать посетителей, к примеру, тарифом на парковку. Кроме того, следует поощрять сдачу лечебных площадей в субаренду для развития розничной торговли. Нет никакого смысла во всех этих палатах — они все равно стоят пустыми, а там могли бы торговать цветами, виноградом или теми штуками, которые людям хочется покупать, когда они навещают больных родственников. Гамбургерами и тому подобным. Маленькими безделушками и сувенирами.

К концу заседания кто-то поднял вопрос о сроках Жизни с Улучшенным Качеством (ЖУК). У меня это одна из самых любимых тем, должен сказать. Суть в том, чтобы взять стоимость операции и вычислить не просто, сколько лет жизни сохранят эти деньги, а каким будет качество этой жизни. Просто вешаешь на жизнь ценник. А после этого уже можно вычислять экономическую эффективность каждой операции. Поэтому нечто простое вроде замены берцовой кости обойдется в 700 фунтов ЖУК, пересадка сердца — уже в 5000 фунтов, а гемодиализ с полной госпитализацией будет стоить кругленькую сумму в 14 000 фунтов ЖУК.

Я доказывал это всю свою жизнь: качество количественно!

Большинство членов комитета тем не менее считают, что публика пока не готова к такой концепции. Может, они и правы. Но уже осталось недолго. После результатов выборов мы все чувствуем себя невероятно бодро и жизнерадостно. Распродажи компаний идут потрясающими темпами: в прошлом году — „Аэроспейс“, „Силинк“, верфи „Викерс“, „Бритиш гэс“, в мае — „Бритиш эруэйз“. Наверняка близится и день НСЗ.

Какая жалость, что Лоренс не дожил до этого. Но я воздам честь его памяти.

Мы никогда не должны забывать, что всем обязаны Маргарет. Если амбиции оборачиваются реальностью, то это благодаря ей — ей одной. Она изумительна, она неостановима. Я никогда не видел в женщине столько решимости, столько твердости. Она срезает оппонентов, как сорняки, встающие у нее на пути. Сшибает их одним щелчком. В своем триумфе она прекрасна. Как я смогу отблагодарить ее — как любой из нас сможет отблагодарить ее за все, что она сделала?

18 ноября 1990 г.

Звонок раздался около 9 вечера. Ничего еще не решено, но уже начали собирать статистику среди сторонников. Меня спросили одним из первых. Результаты опроса мрачны: она становится все более и более непопулярной. Фактически она уже заступила за грань непопулярности. Истина попросту сводится к одному: с Маргарет в роли лидера партия выборов не выиграет.

— За борт суку, — сказал я. — И побыстрее.

Нельзя допустить, чтобы нас что-то остановило[58].

— Дело в том, — сказала Фиона, — что я вообще-то не доверяю своему врачу. Насколько я могу судить, всю свою энергию он тратит на то, чтобы сбалансировать бюджет и стараться не задирать цены. У меня нет ощущения, что он воспринимает меня всерьез.

Я изо всех сил попробовал сосредоточиться на том, что она говорит, но не мог не коситься на других посетителей ресторана — зал начинал заполняться. Меня вдруг озарило, что я как-то неправильно одет. Галстуков на мужчинах почти не было, но одежда их выглядела дорогой, да и Фионе гораздо лучше удалось схватить нужное настроение: на ней был жакет в елочку без воротника, под ним — черная футболка, кремовые льняные брюки, чуть коротковатые, открывающие лодыжки. Я надеялся, что она не заметит моих протертых джинсов или пятен шоколада на джемпере, впитавшихся в незапамятные времена.

— Я хочу сказать, что я, конечно, не из тех дурочек-паникерш, что несутся к врачу, едва чихнут, — продолжала она. — У меня это уже два месяца — этот грипп или что еще там. Не могу же я постоянно с работы отпрашиваться.

— Ну, наверное, суббота у него — самый напряженный день. Неудивительно, что он торопился.

— Но мне кажется, я заслуживаю большего, а он меня лишь потрепал по голове и прописал какие-то антибиотики, и все. — Фиона откусила от креветочного крекера и сделала глоток вина — пытаясь, как мне показалось, запить раздражение. — Но в любом случае, — улыбнулась она, — с вашей стороны это очень мило, Майкл. Очень приятно и довольно неожиданно.

Если в ее словах и была ирония, я ее умудрился не заметить. Я никак не мог преодолеть изумления, что действительно сижу с другим человеком — притом с женщиной, никак не меньше, — в ресторане, за столиком на двоих. Наверное, какая-то часть меня — самая внятная и убедительная — просто перестала верить в то, что такое вообще возможно. Однако добиться свидания оказалось проще простого. Предыдущий вечер я провел, развалясь перед телевизором, едва не сходя с ума от скуки, пусть и с достойными всяческого восхищения намерениями. За несколько последних лет у меня скопилась горка непросмотренных видеокассет, и я надеялся, что уж в этот раз у меня хватит присутствия духа досмотреть хотя бы одну до конца. Но оказалось, что оснований для оптимизма нет. Я посмотрел первую половину „Орфея“ Кокто, первые полчаса „Песни дороги“ Рая, первые десять минут „Повести о бледной и таинственной луне после дождя“ Мидзогути, начальные титры „Соляриса“ Тарковского и трейлеры перед началом „Американского друга“ Вендерса[59]. После этого сдался и, оставшись сидеть перед немым экраном, медленно допил купленную в супермаркете бутылку вина. Продолжалось это до двух часов ночи. В прежние времена я бы просто налил себе последний стаканчик и улегся спать, но теперь сознавал, что этого недостаточно. Двумя часами раньше стучалась Фиона, но я даже не удосужился отозваться; она не могла не видеть полоску света у меня под дверью и, должно быть, решила, что я ее игнорирую. А теперь, сидя в одиночестве перед тупо мигающим экраном — он один еще как-то сражался с темнотой, — я понял, насколько это глупо и смешно: предпочесть бледные бесчувственные образы обществу привлекательной и умной женщины. Именно злость на себя превыше всего прочего подвела меня к необходимости совершить импульсивный и эгоистичный поступок. Я вышел на площадку и позвонил в квартиру Фионы.

Она открыла дверь через минуту или две — в легком халате, напоминавшем кимоно. Моему взгляду предстал довольно откровенный участок груди, усыпанной веснушками и покрытой тоненькой пленкой испарины, хотя мне, например, казалось, что температура в тот вечер упала довольно резко.