– Привет.

– Как ты?

– О’кей.

– Что-то тебя не слышно.

– Да.

– Между нами все в порядке?

– Ну, нет.

– А что случилось?

– Юсуф сказал, что Исак хочет с тобой поговорить. И чтобы я держался подальше.

– Я говорил с ним. Сегодня.

Никола расслышал чмокающие механические звуки. Значит, Хамон дома. Играет в какую-то компьютерную игру. Как обычно.

– Ага… значит, сегодня… и что он сказал?

– Сказал… много чего сказал. Сказал, что я не должен был упускать этих отморозков. Надо было стрелять в спину. А я дал им уйти. Но, во всяком случае, он не собирается меня мочить. По крайней мере, пока.

– Нико, я рад за тебя. Как я за тебя рад!

По голосу – и вправду рад. На душе стало теплее.

– Но есть один… как бы сказать… нюанс. Я должен выложить двести пятьдесят кусков. Срок – месяц.

– Ни хрена себе…

– И это еще не все. Мне надо узнать, кто они такие, эти суки.

– И как это возможно?

– Пока нулем. Понятия не имею. Но надо пробовать. У меня есть одна мыслишка…

Никола врал. Никакой мыслишки, а тем более мысли, у него не было. Но что-то надо сказать Хамону… и послушать, что скажет Хамон.

А Хамон сказал вот что:

– Слушай, Нико… Ты не один. У тебя есть друг.

Чавканье и чмоканье стихло – Хамон остановил игру.

– У тебя есть друг, – повторил он. – Я тебе помогу. Ты же мой садек.

Еще теплее. У Николы даже защипало глаза.

Хамон. Настоящий друг.

Брат.

Солнце сияет, небо сказочной голубизны. Каждый сукин сын норовит усесться за столик в уличном кафе, попросить плед и притвориться, что уже лето.

Тедди прочитал целую папку бумаг налогового управления – все, что касалось смерти Матса Эмануэльссона. Вывод: камеры наблюдения на пароме «Мариэлла», принадлежащем пароходству «Викинг Лайн», зарегистрировали, как он прыгнул с прогулочной (восьмой) палубы. Двенадцатиметровая высота, паром шел на максимальной скорости, свежий ветер (5 м/сек). Прощальная записка, безуспешные поиски спасательных служб, продолжавшиеся сутки после инцидента. Аккуратный диагноз: Матс Эмануэльссон «выказывал признаки пресыщенности жизнью». Остальные бумаги – в общих чертах то же самое. Матса Эмануэльссона, «учитывая привходящие обстоятельства, высоту падения и неблагоприятные погодные условия, следует признать умершим».

Накануне, после поездки в Вермдё, они поговорили в машине – он, Эмили и Янне. Можно ли использовать следы крови? Потому что оставался самый главный вопрос: кто? Кого убили?

– Интересно… как можно защищаться от обвинения, что ты убил человека, которого никогда в жизни не видел и даже не знаешь, кто он? – пожал плечами Тедди.

Янне засмеялся.

– Я так и не понял: кто из вас адвокат? Но вопрос и в самом деле… интересный. Я попробую с этими пятнышками. Может, наткнусь на что-то.

– Что еще мы можем сделать? – спросила Эмили.

Тедди мысленно покачал головой – господи, она еще совсем зеленая.

А вслух сказал:

– Рано или поздно мы получим материалы предварительного следствия. Но кое-что можем сделать и сейчас. И немало.

Он позвонил Деяну – не хочет ли повидаться? Деян мгновенно перешел на фальцет – как всегда, когда был рад. Предложил пивную в Флеммингсберге.

Через несколько часов они встретились. Традиционный свинг, уход от свинга, смех, рукопожатие – крепкое, не как у шведанков: те жмут руку так, что даже не поймешь, пожал он тебе руку или нет. И в глаза прямо не смотрят.

Тедди не стал тратить время на прелюдии.

– Деян, я знаю… ты не любишь пережевывать старое, но тебе ведь известно, за что я сидел.

– Еще бы не известно, дружище.

– И я тебя никогда не спрашивал… а теперь спрошу: что ты знаешь об этом парне?

– О каком?

– Которого я… ну, из-за которого я отсидел.

– Ничего. Честно: ровным счетом ничего. Уж никак не больше тебя.

– Они сказали, у него бабок куры не клюют, так что и нам перепадет. Поделим, сказали, три лимона. Потому он и жил в отеле… помнишь, как мы его пасли?

– Еще бы не помнить, Тедди, паренек… конечно, помню. Я только об этом и думал, пока ты на киче чалился. Думаешь, я не понимаю, каково тебе было? Только, родной… попытайся забыть. Что было, то было.

– Я не про то, Деян. Еще раз: что ты о нем знаешь? Почему бы тебе не ответить?

– Я же ответил: почти ничего.

– Ты, к примеру, знал, что он играл?

– Ивица что-то говорил. Иначе откуда у него столько налички? А потом все пошло наперекосяк. Жаль, Ивана уже не спросишь.

Тедди отпил пива. Иван… тот, кто их инструктировал по этому делу. Кто дал наводку… Иван. Ивица. Уже шесть лет в могиле – рак легкого.

– Значит, Ивице ничего, кроме выкупа, не надо было?

Деян вытащил из-под губы мешочек снюса и незаметно прилепил его под стойкой.

– А ты что, слышал еще что-то? Мы-то с тобой никогда не работали, если не пахло кэшем.

По дороге домой Тедди позвонил Луке.

Луке – профессиональный хакер. Познакомились они в Халле. Луке чалился два года за пиратское копирование файлов в особо крупных размерах. Информация должна быть общедоступной, вся эта их болтовня. И вот что странно: двадцатисемилетнего картавого компьютерного психа с тонкими, как спагетти, ручонками они поместили – куда? К наркодилерам и гангстерам. Обычно так не делают.

Как бы там ни было – Тедди нравился этот паренек. Однажды на прогулке Луке угораздило оскорбить одного из заключенных. Обнаружив, что тот не умеет читать, парень с удивлением сказал: «Да ты же аналфабет!»[40] Это слово не входило в лексикон громилы, осужденного за жестокие избиения и незаконное хранение оружия. Мало того, он был одним из главарей в байкерской группе «Скорпионы Швеции». Он понял только первую часть слова – «анал». Худшего оскорбления в тюрьме придумать невозможно.

Иббе Салах – так звали громилу – потребовал сатисфакции. В тот же вечер он со своими шестерками ввалился в камеру Луке.

– Выкладывай сто тысяч, и будем считать вопрос решенным.

Луке отказался. Рассчитывал, что сумеет заговорить бандитам зубы. Как в суде. Там он отстаивал свое право делиться интересными файлами с друзьями так красноречиво, что привлек на свою сторону чуть не пол-Швеции.