Затем она занялась мужчиной с рукой на перевязи. С ним все оказалось серьезнее. Похоже было, что пуля раздробила кость.

– Вам, должно быть, очень больно, – сказала она партизану на дари. Он лишь усмехнулся и кивнул. Поистине это были железные люди. – Пуля попала в самую кость, – доложила она Жан-Пьеру.

Жан-Пьер не отвлекался от Ахмеда.

– Введи ему местную анестезию, промой рану, удали осколки кости и наложи повязку как следует. Мы постараемся восстановить перелом кости позже.

Джейн начала готовить инъекцию. Когда Жан-Пьеру понадобится ее помощь, он позовет. Им явно предстояла долгая ночь.

* * *

Ахмед умер через несколько минут после полуночи, и Жан-Пьер сам готов был расплакаться над ним. Не из-за горя утраты, поскольку знал Ахмеда отнюдь не близко, а от чисто профессиональной неудачи. Он ведь понимал, что смог бы спасти этого человека, если бы ему помогал настоящий анестезиолог при свете ярких электрических ламп на хорошем операционном столе.

Он накрыл тканью лицо скончавшегося мужчины, посмотрел на его жену, простоявшую рядом и неподвижно наблюдавшую более часа.

– Простите. Мне очень жаль, – сказал он ей.

Она кивнула. Ему нравилось ее спокойствие. Порой в таких случаях его начинали обвинять в том, что не сделал всего возможного. Они воспринимали иностранного доктора как кудесника, обладавшего обширными познаниями, позволявшими ему справиться с любой проблемой. И тогда ему хотелось выкрикнуть им: «Я не Господь Бог!» Но эта женщина казалась понимающей причины его фиаско.

Он отвернулся от трупа. Им овладела безмерная усталость. Он уже проработал над изувеченными телами целый день, но этот пациент стал первым, кого он потерял. Люди, следившие за его трудом, – в основном это были родственники покойного – теперь подошли к столу, чтобы заняться телом. Вдова все-таки взвыла и начала громко причитать. Джейн обняла ее и вывела из мечети.

Жан-Пьер ощутил прикосновение к своему плечу. Он обернулся, увидев перед собой Мохаммеда, повстанца, организовавшего караван и возглавившего его. И почувствовал укол чувства вины.

– На все воля Аллаха, – сказал Мохаммед.

Жан-Пьер кивнул. Мохаммед достал пачку пакистанских сигарет и закурил одну из них. Жан-Пьер начал собирать свои хирургические инструменты и укладывать в саквояж. Не глядя на Мохаммеда, спросил:

– Что вы теперь собираетесь делать?

– Незамедлительно отправим другой караван, – ответил Мохаммед. – Нам не обойтись без боеприпасов.

Несмотря на усталость, Жан-Пьер вдруг встрепенулся.

– Вы хотите изучить мои карты?

– Да.

Жан-Пьер защелкнул замок саквояжа, и двое мужчин покинули мечеть. Только звезды освещали им путь через деревню к бывшему дому лавочника. В гостиной они обнаружили Фару, спящую на ковре рядом с колыбелью Шанталь. Она сразу же проснулась и вскочила на ноги.

– Можешь теперь уходить домой, – сказал ей Жан-Пьер.

И девочка молча удалилась.

Жан-Пьер поставил саквояж на пол, бережно поднял детскую кроватку и унес ее в спальню. Шанталь спала, пока он устанавливал ее колыбель, но потом заплакала.

– Ну что с нами такое? – ласково пробормотал он. Посмотрел на часы и понял, что ребенок, должно быть, проголодался. – Мамочка придет совсем скоро, – сказал он.

Но это не помогло. Он достал дочку из постельки и принялся укачивать ее. Она затихла. С ней на руках он вернулся в гостиную.

Мохаммед ждал, не присаживаясь. Жан-Пьер сказал:

– Вы знаете, где они лежат.

Мохаммед кивнул и открыл расписной деревянный шкафчик. Достал оттуда толстую пачку сложенных карт, выбрал несколько и развернул на полу. Жан-Пьер продолжал укачивать Шанталь, глядя через плечо Мохаммеда.

– В каком месте устроили засаду? – спросил он.

Мохаммед ткнул пальцем в точку неподалеку от Джелалабада.

Тропы, которыми следовал караван Мохаммеда, не были указаны ни на этих картах, ни на каких-либо других. Но на картах Жан-Пьера присутствовали обозначения некоторых долин, плато и русла пересыхавших летом рек, где тропы могли проходить. Мохаммед же держал в памяти многое из того, где и что располагалось. Но порой ему приходилось лишь догадываться, и тогда он обсуждал с Жан-Пьером, что именно значили те или иные тонкие пунктирные линии на наиболее сложной местности, как, например, среди морен.

– Вы можете обходить Джелалабад чуть дальше с северной стороны, – предложил Жан-Пьер.

Посреди равнины, где находился этот крупный город, существовал целый лабиринт долин, похожий на паутину, протянувшуюся от Конара до реки Нуристан.

Мохаммед закурил еще одну сигарету. Как и большинство партизан, он был заядлым курильщиком. Но, выдохнув струйку дыма, помотал головой.

– Слишком часто засады на нас устраивали именно в тех местах, – сказал он. – Если местные жители еще не начали предавать нас, то скоро начнут. Нет, следующий конвой минует Джелалабад с южной стороны.

Жан-Пьер нахмурился.

– Мне кажется это трудно осуществимым. К югу нет ничего, кроме открытой равнины на всем пути от перевала Хибер. Вас легко заметят с воздуха.

– А мы не воспользуемся перевалом Хибер, – сказал Мохаммед. Он снова приложил кончик пальца к карте и провел им вдоль границы между Афганистаном и Пакистаном с юга. – Мы пересечем границу у Теременгала.

Его палец достиг упомянутого им городка, а потом прочертил линию оттуда до долины Пяти Львов.

Жан-Пьер кивнул, тщательно скрывая свое торжество.

– Да, в этом есть смысл. Когда караван отправится отсюда?

Мохаммед принялся сворачивать карты.

– Послезавтра. Нам нельзя терять больше времени.

Положив карты снова на полку в шкафу, он пошел в двери.

Джейн вошла как раз в тот момент, когда гость собрался уходить.

– Доброй ночи, – рассеянно бросил он ей.

Жан-Пьера некоторое время назад весьма обрадовала потеря интереса красивого афганца к его жене, когда она забеременела. Джейн определенно была снедаема желанием более активной сексуальной жизни, как считал Жан-Пьер, и легко могла позволить соблазнить себя. А ее роман с афганским партизаном мог быть чреват немалыми осложнениями.

Медицинский саквояж так и оставался на полу, где Жан-Пьер бросил его, и Джейн наклонилась, чтобы поднять сумку. У него екнуло сердце, и он сразу же отобрал саквояж у жены. Она посмотрела на него немного удивленно.

– Я сам уберу свои вещи на место, – сказал он. – А ты лучше займись-ка Шанталь. Ее надо покормить.

И он передал ей младенца.

Затем он унес саквояж и одну из карт в переднее помещение дома, а Джейн устроилась поудобнее, чтобы покормить Шанталь. Картонные коробки с медикаментами стояли прямо на земляном полу. Уже вскрытую тару разместили на грубо сколоченных деревянных полках бывшего магазина. Жан-Пьер поставил саквояж на покрытый синим кафелем прилавок и достал из него черный пластмассовый предмет, размерами и формой напоминавший портативный телефон. Этот прибор он сунул в карман.