Волфганг приблизился и, осмотрев комнату в поисках мебели, на которую можно было присесть, не нашёл ничего — единственное кресло уже заняла Исгерд.

Волфганг осторожно опустился на безупречно заправленную кровать и сказал:

— Я пришёл не ругаться, а поблагодарить.

— Да? — брови Исгерд удивлённо взметнулись вверх, и она наконец посмотрела на жениха.

— Да. За то, что прекратили этот фарс.

— Разве вы не хотите сказать, что я недостаточно верила в вас? — ядовито поинтересовалась Исгерд.

— Нет. Победителей в этом бою быть не могло. Убить противника означало на долгие годы попасть в опалу — я это понимал. Но отказаться от боя после всего случившегося я не мог. Вы выручили меня. Кроме того, вы пожертвовали своей честью, тем самым дав мне возможность сохранить мою.

— Я делала это не ради вас, — произнесла Исгерд устало и снова отвернулась к окну, — эта ваша выходка… ваша и Крауза… разрушила бы политический союз, от которого зависят сотни людей.

Волфганг улыбнулся краешком губ.

— Я не верю, что вы такая ледышка, как хотите показать. Может, вы и не пожалели меня, но наши жизни и смерти для вас — не просто слова.

— Что вы от меня хотите? — Исгерд снова на мгновение повернулась к нему.

— Чтобы вы попробовали меня понять.

Исгерд поджала губы и долго молчала.

— Боюсь, это будет трудно, — наконец сказала она, — мы с вами слишком не похожи.

— Но нам придётся искать общий язык.

Исгерд нехотя кивнула и тут же продолжила, не в силах удержать слова на языке:

— Волфганг, вы аристократ. Догадываюсь, как принято вести себя девушкам в вашей среде. Но меня не обучали быть хорошей невестой. Я никогда не стану вашей тенью. Не стану чахнуть в вашем замке на самой верхушке родовой башни. У меня есть жизнь, и я намерена её прожить, сделав для Гесории так много, как смогу. Не пытайтесь переделать меня под себя.

Волфганг тоже ответил не сразу.

— Вы правы, — сказал, — в доме, где я рос, не только девушка, но и мужчина должен был соблюдать множество кодексов и всегда… «соответствовать». Пожалуй, это слово подходит лучше всего. Я не пытаюсь показать вам, что вы должны подчиняться мне. Я пытаюсь объяснить вам, что вы должны вести себя соответствующе своему новому положению. Ведь я же не позволяю себе демонстративно показывать пренебрежение к вам. Вы вынуждаете меня делать глупости, которые диктует мне родовая честь. Я не могу не вызвать на дуэль того, кто оказывает чрезмерное внимание моей избраннице. Не хотелось бы этого говорить, но я едва не погиб — из-за вас. Потому что ваш платок стал вызовом мне.

Исгерд поджала губы и, опустив подбородок на колени, сделала глоток.

— Я не уверена, что смогу так жить, — призналась она, — вечно носить маску и следить за собой. Я видела свою судьбу абсолютно другой.

— Тогда вам лучше отказаться от брака.

Волфганг встал. Секунду смотрел на неё, ожидая ответа, но, так и не дождавшись, пошёл к двери.

На следующий день Исгерд обнаружила, что нижний этаж опустел. Обе комнаты были заперты, а Бранта и Ролана простыл и след.

Ощущение потери тоскливо тянуло в груди. Она по-прежнему видела Ролана на занятиях, но всегда вдалеке. И стоило Исгерд приблизиться к нему даже невзначай, тот мгновенно уходил.

Исгерд не пыталась с ним заговорить.

Парк Академии накрыл первый, пока ещё тонкий слой снега. Крупные хлопья продолжали сыпать день за днём, и сколько бы ни старались дворники, победить сугробы им было не суждено.

Исгерд стала реже выходить из своей комнаты. Свободное время она проводила над книгами, лишь иногда выбираясь полетать под тренировочным куполом — садиться в собственный звездолёт ей было тяжело. Стоило дотронуться до холодного металла, как в памяти всплывали прикосновения горячих рук Ролана, сильных и сухих, их движения внутри железной птицы и его улыбка — адресованная ей самой.

Зима прошла в тишине и молчании. Волфганг, видимо, успокоенный тем, что невеста больше не пытается перечить, оставил её в покое. Они вместе завтракали и ужинали, обменивались малозначимыми замечаниями о погоде и иногда о политике, а потом расходились по своим комнатам.

Однако с наступлением весны Исгерд стала ощущать, что ей не хватает движения, и время, которое раньше отводила на лётные тренировки, теперь стала уделять фехтованию.

Они с Волфгангом всё чаще пересекались в тренировочном зале — Волфганг слыл первым фехтовальщиком, и, столкнувшись с ним несколько раз в поединке, Исгерд быстро поняла, что драться с ним довольно тяжело. Она ни разу не выиграла бой. Волфганг с клинком в руках казался автоматом с ледяным равнодушным взглядом, каждый удар которого попадает точно в цель.

— Хотела бы я добиться такого мастерства, — призналась как-то, не удержавшись, Исгерд и впервые за всё время знакомства увидела на губах Волфганга искреннюю улыбку.

— Благодарю, — сказал тот, — вы близки. Но импульсивность иногда вас выдаёт.

Исгерд нахмурилась — ей не нравилось слышать подобные обвинения на свой счёт, но спорить тогда не стала.

Волфганг предложил вместе отправиться домой, и Исгерд согласилась. С тех пор они стали ждать друг друга после занятий каждый день. А ещё через некоторое время Волфганг предложил:

— Мы с вами уже столько знакомы… Может быть, проведём время вне Академии хотя бы раз?

Исгерд согласилась, потому что ей, привыкшей всюду сопровождать Консула в командировках, давно уже осточертело находиться в четырёх стенах.

Волфганг заказал такси, так что оба оказались в равном положении — на заднем сидении. Однако почти всё время поездки провели в тишине.

Исгерд смотрела, как проплывают за окном, блистая многообразием цветов то хрустальные на вид и создающие иллюзию прозрачности, то громоздкие и не пропускающие света, то изящные и словно парящие в воздухе небоскрёбы и особняки.

Всеохватывающей сетью, руками строителей наброшенной на завораживающий пейзаж земли, простирались купола обсерваторий и комплексы выставочных центров, исследовательских лабораторий, жилых кварталов, парков, наполненных зеленью листвы и яркими красками цветов. Невысокие, с классическими фасадами, украшенными мраморными колоннадами и скульптурами, олицетворявшими лики Звёзд, дома сменялись устремлёнными ввысь силуэтами из стекла и пластика, кое-где виднелись между этих колоссов маленькие, казавшиеся хрупкими, как гнёзда птиц или соцветия растений, личные коттеджи. Шпили уходивших ввысь башен — звёздных маяков, радиовышек и монументов — возвышались над землёй на десятки миль.

Зелень заполняла улицы. Не вмещаясь в пределы парков, она высовывалась из окон, свисала со стен и террас, оплетала перекинутые через улицы кружевные мосты, образуя висячие сады. Блистающее многотравье, как волна, захлестнуло улицы, тротуары, входы в дома, соревнуясь с красотой вьющихся лоз, свисающих с балконов настурций и украшавших скверы акаций и хризантем.