защитил диссертацию по первичноротым.

– Убейте его! Убейте! – визжит Глория. – Что это за создание?

Я тяжело вздыхаю. Она никогда не была в инсектарии? Серьезно? Всем известно, что черви на счету. Жестокость. Бездумная жестокость – повсюду.

– Ты что? Как же так? – говорит Фатус. – Это же браконьерство настоящее, вон нимфа знает, работал с этими созданиями.

Фатус отобрал у Глории яблоко, осторожно, чтоб не раздавить, поддел червяка мизинцем. Я почувствовал себя понятым, я был так благодарен ему. Да, у него непростой характер, но он хороший человек…

Фатус держал это злосчастное яблоко в руках, смотрел прямо на меня.

– Молодец, – доброжелательно кивнул я.

Фатус хихикнул и засунул червяка в рот. Он жевал медленно и с наслаждением наблюдал за тем, как улыбка сползала с моего лица.

– Это так эротично… – подмигнула Фатусу Глория и начала расстегивать больничную рубашку.

Я оставил их там вдвоем.

Ничего не сказал. Просто ушел.

Моросил противный серый дождь.

Пятница

Душевые кабины общие. Все никак не могу к этому привыкнуть. Мы стоим вчетвером: Я, Соул, Кукумерис и Импер, санитары мылят наши шеи.

– Хорошо! – довольно пыхтит Соул, от горячей воды он весь раскраснелся.

Кукумерис съежился, он вздрагивает от прикосновений Ё., будто тот проводит по его шее не мягкой губкой, а кирпичом.

Импер все время возмущается: вода не такой температуры, плитка без подогрева, плесень на стенах, мыло не с тем запахом…

Я бы хотел, чтоб они не прикасались ко мне. Я не люблю, когда меня трогают незнакомые люди. Не люблю, когда они смотрят на мои худые ноги, на три одиноких волоска, торчащих из моей груди… Мне кажется, это так заметно – у меня сколиоз. Е. проводит губкой по моей шеей, капли воды попадают в уши. Неприятно. Я всегда боюсь простудиться, оглохнуть. Я хочу побыть один.

– Держи, – говорит Е., – и протягивает мне губку.

Я понимаю, к чему он клонит. Гигиена прежде всего. Гигиена тел, гигиена чувств. Я провожу губкой по своему лобку, пальцы запутываются в волосах.

– Может, это, побреешь хоть? Как-то неэстетично. Мы все давно лазерную эпиляцию сделали, – сообщает мне Е.

Ё. кивает.

– Конечно, чего с волосьем возиться! И тут, и под мышками. Дамы любят гладких, – хихикает Ё.

Е. протягивает мне бритву.

Мне кажется, все смотрят на меня. Конечно, у них у всех все гладко выбрито. Даже у Кукумериса.

– Брей!

– Брей!

– Брей! – скандируют они.

– Да ладно вам, ребята, – пытаюсь отвертеться я.

– Брей, – говорит Е. и шлепает меня по заднице. Все смеются. И я, оказывается, тоже смеюсь.

– Ладно, друзья, – говорю я, – я конечно же хочу быть чистым и красивым, можете продолжать заниматься своими делами, а я тут сам уж как-то… – Я намылил лобок и медленно стал избавляться от лишних волос. Я кожей чувствовал, что они все смотрят на меня.

Когда я закончил, Е. одобрительно похлопал меня по плечу.

– Дай-ка, посмотрю, – встрял Ё., развернул меня к себе и придирчиво осмотрел.

– Какая знатная пимпочка, – сказал он.

– Ух ты, а ведь больфой! – раздался восхищенный шепот Кукумериса.

– Ничего особенного, – недовольно буркнул Импер и стыдливо прикрылся руками.

Я стоял там, голый, бритый, задыхающийся от ненависти к самому себе. Я смотрел на свое тело – ужасное тело, противное тело, смотрел на этот болтающийся кусок плоти. Совершенно неэстетичный, отвратительно откровенный, мясной, материальный, слишком реальный, слишком ощутимый, и ненавидел себя за то, что обладал им. Наглый самодовольный аппендикс, определяющий мою жизнь. По какому такому праву? А они смотрят на него и радуются, и смеются. Хорошо, лобок побрит. Вот что их волнует. Я такой же, как и он, – этот лишний мучительный орган. Я просто кусок мяса, которому ничего и не надо кроме того, чтоб избавляться от давления крови.

Я отвернулся, забрал у Ё. губку, прикрылся ею. Посмотрел в зеркало. Другое дело. Внутренний мир не должен вылезать наружу. Это просто грыжа, вывернутый наизнанку портал вовнутрь. Зачем…

«Так гораздо лучше», – думал я, прикрывался розовой губкой и смотрел на себя в зеркало.

Серия № 4. Шоу «Место»

Любовь повышает рейтинг

– С ума сошли? Я никуда не пойду! Что это за цирк? – Флор воровато оглядывалась по сторонам и то и дело снижала громкость. – Это в договоре не прописано, ну черт, – девушка цокнула языком, вздохнула и закрыла лицо ладонями. – Ну в самом деле, почему я? Глорию спросите, у нее опыт работы актерский есть.

Вальтурис кивал головой и похлопывал Флор по плечу:

– Мы тебя понимаем, так и думали, что ты откажешься. Давить не станем, это твое право.

– Вы не обижайтесь, – начала Флор, – просто, чтоб прикидываться, играть роль, нужно быть алой, красной, а я же вся состою из пастельных тонов, ничего не выйдет.

– В этом-то и твоя прелесть, милая, – Нула провела ладонью по щеке Флор. – Но мы тебя понимаем, просто, – Нула вздохнула, – обидно с такого высокого пьедестала падать. Я же думала, это шоу – венец моей карьеры телеведущей, но… – Нула выдержала паузу, а потом снова затараторила: – Это не твои проблемы, прости, не должна я тебе всего этого говорить, просто никак не привыкну к мысли, что сезон могут закрыть.

– Нула, не в тебе дело, иногда такое случается, ты профессионалка, – попытался успокоить ведущую Вальтурис.

– Но… а почему? Что случилось? – встревает Флор.

– Очень низкие рейтинги, если не будет хотя бы одной интрижки, нас закроют к следующей серии…

– А что с пребыванием в Санатории? – забеспокоилась Флор.

– Останетесь здесь, закончите курс по позитивному мировоззрению, попьете минеральной водички, и домой, финала не будет, не знаю… Раньше такого не случалось.

– Но… – Флор попыталась подобрать слова и начала отчаянно краснеть, – надеюсь, это не прозвучит цинично, но ведь Вита в прошлой серии, он же… я имею в виду, – Флор отчаянно тонула в собственной откровенности и нежелании ее демонстрировать, – ну как могут быть низкие рейтинги, если в каждой серии… – Хохот Вальтуриса оборвал девушку на полуслове.

– Значит, зришь в корень, – отсмеявшись, ткнул в участницу пальцем Вальтурис. – «Я не алая, я не красная», – передразнил он. – Но все прекрасно понимаю. Мы снимаем шоу, девочка! Вита выбыл из шоу, да. Ну так полежит пару недель в больнице, зато выйдет он оттуда мучеником, и тысячи зрителей захотят его пожалеть и приласкать, а кто-то будет ненавидеть и презирать… Это не важно, на свой розовый садик и почку престарелой мамаше у него теперь хватит.

– Я не это имела в виду… Вита прекрасный человек…