Майкл заставлял себя не гнать, подавляя смутное чувство тревоги. Трасса казалась пустой, но в тумане всегда так кажется. Нельзя поддаваться. Он держал крейсерскую скорость, глядел прямо вперёд. Джеймс льнул к спине. Было страшно.

Со страхом Майкл был знаком очень близко. Он испытывал его на прочность и каждый раз усмехался: ну что, бля, выкусил?.. Он знал, что ломать кости очень больно, и знал, что на дороге он уязвим. Если ему в бок прилетит чьё-то крыло, он упорхнёт под колёса первому встречному раньше, чем успеет понять, что случилось. Но это всегда будоражило его, пожалуй, даже слегка возбуждало.

Раньше.

Майкл вздохнул с облегчением, миновав окраины города. На хорошо освещённых улицах, унизанных светофорами, было спокойно. Он пересёк центр по набережной, свернул к Челси, углубился в богатые спящие кварталы.

Заглушил мотор возле знакомых ворот. Непонятная тревога отступила, но не сдалась окончательно – осталась смутным холодком где-то в солнечном сплетении. Майкл стащил шлем, повесил его на руль. Накрыл ладонь Джеймса у себя на поясе. Хотел сказать, что можно уже отцепляться, но так и остался сидеть, молча сжав его руку. Джеймс стукнулся шлемом ему в затылок, высвободился, стащил – и вернул руки на пояс. Упёрся подбородком ему в плечо.

Майкл хотел сказать, что лучше без нежностей, но промолчал. Джеймс поцеловал его за ухом – тепло, щекотно и влажно.

– Вали уже, – буркнул Майкл, не шевелясь.

– Встретимся завтра?

– Я работаю.

– А у меня пары до четырёх. Заберёшь из университета?

Они опять целовались, будто расставались на годы. Джеймс жался к нему, постанывая в губы, порывистый и неловкий.

– Вали уже, – пробормотал Майкл. – Давай, кыш отсюда.

– Ты приедешь?

– Приеду.

– В четыре.

– В четыре.

– Я буду ждать.

– Иди домой.

– Я буду ждать, Майкл…

Майкл стоял на площадке для велосипедов и мотороллеров, прислонившись задом к мотоциклу. Разглядывал студентов, выбегавших из тяжеленных высоких дверей. Университетские корпуса были старинными, из красного кирпича, с финтифлюшками под самой крышей, с белыми оконными рамами.

Было волнительно искать глазами Джеймса в толпе. Вот показалось – знакомые кудряшки? Но нет, это кто-то другой. Майкл скрестил руки на груди, дежурно улыбнулся проходящей мимо паре девчонок. Те хихикнули, зашептались, ускорили шаг. Майкл проводил их глазами, даже не подмигнув.

Скамейки в сквере между зданиями занимали группы парней. Сидели рядом, пили кофе из картонных стаканчиков, листали тетради. Смотрели друг другу в глаза, смеялись. Хлопали друг друга по плечам, по затылку.

По виду ничего не понять – не целуются и как будто приятели. Обычные студенты. А если не друзья, а любовники, которые могут обняться просто так, взяться за руки, не прячась в углу? Вот сидят двое, один положил другому руку на плечо. Что это? Дружеский жест или что-то большее?

Сколько раз Майкл сам обнимался и с Томми, и с Браном – и за плечи держал, и сидел на тесной лавке в баре колено к колену, бедро к бедру. Случалось, пьяно дремал головой на плече, а уж сколько раз приходилось тащить каждого до постели – и не сосчитаешь. И тут уж не смотришь, за что хватаешься, особенно если тот выворачивается из рук и хоть на карачках, хоть ползком утекает под стол, чтоб присосаться к закатившейся в угол бутылке. А сколько раз подростками купались голышом, спали вповалку кто на ком, сравнивали, у кого длиннее отросло…

И никогда не хотелось поцеловать Томми в пухлые губы, не тянуло украдкой пощупать Брана под столом за коленку.

Что же случилось? Откуда это всё?..

Джеймс выскользнул из дверей, закинул на плечо сумку. Покрутил головой.

«Ищет меня», – подумал Майкл. Внутри всё зажглось. Он выпрямился. Сейчас повернёт голову, сейчас вглядится и заметит…

Заметил.

Что нужно сделать, чтобы ты всегда вот так искал меня взглядом? Чтобы шёл ко мне сквозь поток людей, мимо журчащих фонтанов, зелёных скамеек, мимо роллеров и скейтбордов, мимо цветочных клумб и клетчатых пледов, брошенных на газон, мимо кованых фонарей, мимо преподавателей, мимо осенних деревьев, мимо низких железных оград – шёл ко мне, не отрывая взгляда, улыбаясь, ускоряя шаг – что сделать, чтобы так было всегда?..

Джеймс закинул обе руки ему на шею, привстал на цыпочки, приложился к губам. Майкл обхватил, прижал к себе – тут ведь можно? Тебе виднее, Джаймс, можно ли тут целоваться, – накрыл своим ртом. Пусть все видят, завидуют, шепчутся. Рот Джеймса пах кофе и сладкой выпечкой. А ещё он пах самим Джеймсом, и этот запах Майкл не перепутал бы ни с чем, этот вкус проштамповался на языке, как серийный номер, и всё теперь было – «Джаймс» и «не Джаймс». Майкл бы вылизал его изнутри, чтоб навсегда, чтоб ничего больше не помнить…

– Ого, – раскрасневшись, выдохнул Джеймс, отодвинулся, удерживая Майкла за локти. Посмотрел с опаской, в глазах сгустился пьяный сумрак. – Скучал по мне?..

Майкл потянулся за новым поцелуем, Джеймс со смешком отдёрнул голову, губы ткнулись в шею над воротом пиджака. Он ахнул, отстранился ещё дальше.

– Майкл!.. На нас уже смотрят, – он стрельнул глазами в сторону, улыбнулся, обнажая зубы. – Перестань.

Перестань!.. Брось спичку в лужу бензина и скажи огню: «Перестань». Сильно поможет?..

– Куда едем? – севшим голосом спросил Майкл, прижавшись носом к его скуле. Куда скажешь. Куда захочешь. В сердечном моторе что-то ослабло и начало стучать. Надо бы открыть, проверить, что не в порядке. Того и гляди – разболтаются все крепежи, сердце проломит рёбра и вывалится наружу.

– Хочу познакомить тебя с Бобби, – сказал Джеймс, подставляя скулу под поцелуй.

– Это который твой лучший друг? – вспомнил Майкл. – А он не ревнивый?

– Ужасно ревнивый! – засмеялся Джеймс, и Майклу сразу стало не до шуток.

Домик был старенький, благообразный, со стенами из серо-коричневого кирпича, пожелтевшими от времени оконными рамами. За оградой не выше колена был жухлый осенний сад. Старая кривая лиственница склонялась над входом, бросая густую тень. В доме зашлась лаем собака.

Джеймс соскочил с мотоцикла, сунул шлем Майклу в руки и торопливо бросился к двери.

Это что ещё были за штучки? Что ещё за ревнивый друг? Пока Джеймс стучал в дверь, Майкл твёрдо решил, что, если там сейчас образуется такой друг, к которому Джеймс кинется обниматься, он начистит морды обоим, и пусть потом целуются друг с другом сколько влезет.

В дверях показался пожилой мужчина в пижамных штанах и растянутом зелёном свитере. Серая мохнатая туша вильнула у него между ног и с отчаянным лаем набросилась на Джеймса.