– Да ладно! – поразилась Аглая. – Серьёзно?

– Совершенно, – подтвердил Шагин и усмехнулся, глядя на ошарашенное лицо девушки. – Но не очень долго. Большую часть своей трудовой деятельности бабушка была судьёй.

– Что-о-о?.. – вытаращилась на гостя, совершенно обалдев, Глаша, чуть не расплескав кофе из турки, которую как раз подхватила с плиты. – Муза Павловна – судьёй?

– Да, – кивнул Шагин, откровенно наслаждаясь и посмеиваясь над реакцией девушки.

– Муза Павловна? – Аглая присела боком на стул, держа турку, о которой напрочь забыла от поразившего её изумления, и переспросила: – Вот эта милая хрупкая пожилая женщина: манеры, чай-кофе, обалденные пироги с пирожками, улыбки-глаза мудрой, любящей бабушки и котик?

– А какая, по-вашему, у судьи должна быть улыбка? – хмыкнул Игорь, получая необычайное удовольствие от наблюдения за искренними эмоциями девушки.

– Эм-м… – протянула Глаша, задумавшись, и выдвинула версию, посмотрев на него вопросительно: – Никакой?

– Ну, у судьи, может, и никакой, а у доброй, любящей и мудрой бабушки, которой она и является на самом деле, вот такая, – пожал Шагин плечами и напомнил девушке, указав подбородком на турку у неё в руке: – Кофе.

– Ой! – спохватилась Глаша, подскочила и вернулась к столешнице, пояснив свою забывчивость: – Вы меня совершенно огорошили.

– Понимаю вас, – всё улыбался мужчина и вдруг неожиданно резко вернулся к первичной теме разговора: – Я не собирался расспрашивать о том, как вы нашли Чащина. Как вы верно заметили, Аглая, Муза Павловна уже изложила мне все подробности. Я же хотел расспросить вас о том первом разе, когда вы нашли его избитым. А точнее… спасибо, – поблагодарил он девушку, поставившую перед ним блюдце с чашкой и ложечкой, сахарницу, молочник и тарелочку с нарезанными на небольшие кусочки засахаренными фруктами. – А точнее, – повторил Игорь, продолжив свою мысль, – меня интересуют два момента: почему вы решили войти в его квартиру и что конкретно сказал вам и патрулю медик про состояние Чащина, когда того выносили, – сформулировал он вопрос и сделал небольшой глоток из чашечки.

А Аглая отметила про себя, что гость не испортил благородный напиток добавлением сахара и сливок, а пьёт его, как принято на Востоке: чёрным, обжигающе горячим, заедая сладкими фруктами, именно так, как и следует пить кофе и как любит она сама.

Глаша присела напротив гостя, выдохнула, успев вдогонку усмехнуться про себя мысли, что Антону она даже не подумала предложить такой вариант, сразу же набулькав кофе в большую кружку, а мужчине мечты поди ж ты – и фаянсовую чашечку из любимого сервиза поставила, и фруктики нарезала… М-да, это диагноз.

Коротко, информативно, излагая только факты, Аглая ответила на заданные гостем вопросы.

– Хорошо, – дал комментарий её отчёту Шагин, с явным удовольствием потягивая кофеёк и смакуя фрукты. – А теперь расскажите о вашей беседе со следователем, как можно подробней.

– Не очень приятно вспоминать, – призналась Аглая. – Знаете, тот следователь, что опрашивал меня ночью, был весьма доброжелателен. Спокойно записал показания и поблагодарил за то, что я «отреагировала», и всё в этом ключе, даже медика для меня вызвал, видя, в каком я нахожусь состоянии. А этот Андрей Фёдорович с первой же минуты выказал недружелюбие и подозрение в мой адрес. Честно говоря, я просто поразилась нелогичности обвинений, которые он мне предъявил, и совершенной неубедительности аргументов в доказательство моей причастности. Не следствие, а какое-то сплошное разочарование.

– Про ваши впечатления я всё понял, вернёмся непосредственно к разговору, – остудил Шагин искреннее возмущение девушки.

– К разговору, – вздохнув тягостно, повторила за ним Аглая.

Ну и вернулась к изложению, старательно припоминая диалог со следователем Викторовым.

– То есть следователь сообщил, что на видеозаписи не зафиксировано, что в подъезд входил или выходил кто-нибудь посторонний, кроме проживающих в нём жильцов? – уточнил Шагин, перебив её повествование.

– Да, приведя этот факт как одно из доказательств моей вины, – подтвердила Глаша.

– А что вы ему на это ответили?

– Ну-у-у… – протянула Аглая, с подозрением посмотрев на мужчину, чувствуя подвох в его вопросе, заданном слишком уж нейтральным тоном. – Как говорится, каков привет, таков ответ. Я напомнила гражданину следователю, что «Мало ли в Бразилии Педров? И не сосчитать!»[3], – толкнула она цитату из старого культового фильма и пояснила: – В том смысле, что в подъезде семьдесят две квартиры, в которых проживает около ста пятидесяти взрослых человек. И поинтересовалась, почему из всей этой толпы он решил именно меня назначить на роль убийцы.

– Вот именно такими словами и поинтересовались? – попросил детализации Шагин.

– Нет, не совсем такими, – повинилась Аглая.

И, обладая очень хорошей, даже, можно сказать, уникальной памятью, Аглая пересказала, практически дословно, свою суровую отповедь следователю.

– На будущее, Аглая, – глядя на неё немного строговато, посоветовал Шагин, – не стоит откровенно хамить следователям и представителям власти, даже если они не правы. Викторов верно напомнил вам, что, в соответствии с действующим законодательством, гражданин несёт ответственность как уголовную, так и административную, в зависимости от тяжести деяния, за оскорбление следователя или иного представителя органов правопорядка, находящегося при исполнении своих обязанностей. Тем более что сейчас любой допрос и опрос ведётся под видеозапись и он легко может вам инкриминировать этот момент.

– Отлично! – разозлилась Глаша. – А я в свою очередь могу потребовать его ответственности за то, что он меня огульно обвиняет, не имея при этом ни одного веского доказательства.

– Потребовать можете, – кивнул Шагин. – Только, насколько я понял из вашего рассказа, следователь не предъявил вам прямого обвинения.

– Послушайте, – начала уже всерьёз заводиться негодованием Глаша, которую зацепил его ровный, холодный тон прямого обвинения. Ну, пусть не прямого, но попенял же! Вот она и разъяснила своё видение ситуации. – Вообще-то я испытала реально жуткий стресс, потрясение и натуральный шок. Словила от всего того, что увидела и пережила, этот… как там его… – Она пощёлкала пальцами, нахмурив брови, пытаясь припомнить нужный термин. – Реактивный психоз, вот. У меня даже глазик дёргаться начал от всего этого кошмара. И если по-честному, то следователи должны меня долго, сильно и сердечно благодарить за то, что я вообще сунулась в эту клятую квартиру. До того меня уже наш соседушка достал и всё, что с ним связано, что я могла бы совершенно запросто закрыть дверь, разбудить Музу Павловну, чтобы она забрала Вилли домой, и спокойно вернуться к себе и лечь спать дальше. И обнаружили бы весь этот инфернальный кошмар только тогда, когда на нашем этаже начало бы нестерпимо вонять, вот тогда бы им «со всем удовольствием» пришлось с этим разбираться, что вряд ли бы сильно их порадовало.

– И почему вы именно так и не сделали? – спокойным тоном прервал энергичный