В том конкретном случае, по словам Фреймана, участница проверяла действие контрацептивной пены – вагинального средства, которое должно было убивать сперму, – совершая половой акт с электрическим вибратором, оснащенным камерой. Встроенная камера показала, что во время полового акта пена полностью покрывает стенки влагалища, и сперма, полученная от другого добровольца, полностью химически стерилизуется. Для предотвращения беременности девушке был вставлен цервикальный колпачок. После этого сексуального сеанса, когда девушка полностью отмылась от пены, Фрейман услышал, что Мастерс зовет его. «Доктор Мастерс был в операционной, а девушке пора было уходить, так что меня попросили извлечь цервикальный колпачок, что я и сделал», – рассказывал Фрейман.

И хотя Фрейман знал о секретных исследованиях, он никогда раньше не заходил в кабинет – во всяком случае, когда там было занято. Он вошел и увидел там молодую девушку – обнаженную, с маской на лице. «Девушка была очень красиво сложена и казалась знакомой», – вспоминал он. Фрейман шагнул к ней, чтобы извлечь колпачок, но она отпрянула. Она вела себя так, словно он сделал что-то не то, а потом сорвала маску.

– Привет, Майк! – радостно воскликнула она, узнав его.

Ее дружелюбная улыбка сияла так, словно она встретила старого друга на барбекю у общих знакомых.

Фрейман мгновенно узнал студентку-медсестру. «Я встречался с ней!» – признавался он.

Самым памятным было то, как именно Джини убедила эту серьезную медсестру принять участие в исследовании буквально в первых рядах. Когда Фрейман поинтересовался, оказалось, что мотивы девушки были скорее альтруистическими, нежели гедонистическими. «Она заставила меня поверить, что я не просто получу деньги, но и помогу всем представительницам моего пола», – объясняла девушка, рассказывая, как Джини ее уговорила. Фрейман восхищался сообразительностью Джини, слушая такие объяснения. «Участвовать вызвались многие женщины, работавшие и учившиеся в университете, – говорил он. – Она подавала это как акт смелости – в ключе “я участвую в чем-то очень важном!”». В застойных 1950-х и в начале 1960-х, когда женская дерзость ограничивалась ношением укороченных брюк, Джонсон взывала к тому, что сексуальная свобода должна быть базовым правом женщины. По словам Фреймана, «она заставляла людей верить, что они занимаются богоугодным делом».

Доктор Роберт Гоэль, тогда еще молодой сотрудник больницы, знал двоих добровольцев – медсестру и студента-медика. «Они регулярно совокуплялись, а Джини Джонсон все записывала – сердцебиение, прочие показатели», – рассказывал он. Эта медсестра из отделения акушерства «очень спокойно обо всем рассказывала. Она говорила, что все происходило очень тихо и что во время полового акта они были одни, а Джини Джонсон снимала показания медицинских приборов очень деликатно и незаметно, чтобы не мешать». Другой молодой врач, Айра Галл, говорил, что был знаком с другом Джонсон из «Макдоннел Дуглас», специалистом по авиастроению из Сент-Луиса, который за несколько часов согласился стать «активным участником» исследования. «У Вирджинии было очень здоровое отношение к сексу, – говорил Галл. – Она была человеком широких, глобальных взглядов, и к тому же заинтересованным».

Искренность Джини успокаивала людей. У нее был удивительный талант разговаривать с ними о таких интимных вещах, о которых они ни за что бы даже не заикнулись в разношерстной компании. Ее уверенность вдохновила многих женщин добровольно, практически с радостью, согласиться на всю эту непристойную сексуальную гимнастику, необходимую для проведения эксперимента. Джонсон приводила добровольцев в лабораторию, показывала им приборы, которые им предстояло вводить в наиболее чувствительные части своего тела, знакомила с другими добровольцами в масках – посторонними людьми, с которыми, возможно, придется совершать половой акт, и все они соглашались работать с полной самоотдачей. «Эта работа удавалась Джини просто блестяще, – писал Мастерс. – Она могла успокоить и расслабить нервных подопытных новичков, вселить в них уверенность». В рамках кампании по набору участников, она прикрепляла маленькие записочки на университетских досках объявлений, предлагая добровольцам «принять участие в открытом сексуальном акте в лабораторных условиях». По Сент-Луису расползались слухи, и, как вспоминал Мастерс, к ним «пришло больше желающих, чем нужно было для успешной и эффективной работы». Из всех, кто явился на собеседование, в эксперимент попали примерно две трети. Поскольку основным предметом исследования были сексуальные реакции, соискатели, которые никогда не испытывали оргазма – или были не уверены, что испытывали, – получали отказ. «У нас был правило номер один: кто не уверен, тот наверняка не испытывал», – объяснял Мастерс.

Предполагалось, что все добровольцы будут спокойно воспринимать и необходимость обнажаться в лаборатории, и сексуально функционировать в присутствии медицинского персонала. Некоторые шли в исследование для развития своих сексуальных возможностей, многие женщины-участницы признавались Мастерсу, что «это исследование было возможностью сбросить сексуальное напряжение». Несмотря на предварительный психологический скрининг, Мастерс признавал, что, «по всей вероятности, иногда мы все же работали с вуайеристами или эксгибиционистами». Все подопытные, как лабораторные кролики, сперва были обследованы перед «покрытием партнера», как называл это Мастерс, пользуясь жаргоном, применимым именно к лабораторным зверюшкам. «Когда случался первый сексуальный контакт, исследовательская группа обычно не присутствовала при этом, – писал он. – Спустя некоторое время после сексуальных игр, партнер покрывал партнершу. Оргазм, если он имел место, регистрировался, очень приветствовался, но из него не делали события. Мы старались убедиться, что любую перспективу развития сексуальных зажимов можно нейтрализовать, пока она не переросла в реальные тяжелые патологии». Джини же, наоборот, говорила о сексе откровенно, смешно и увлекательно, не теряя при этом ни чувства собственного достоинства, ни честности. Ее ласковый взгляд и медовый голос создавали атмосферу тепла и расслабленности, сводящую на нет возможную неловкость или ощущение, что тебя профессионально обрабатывают, которые вполне могут возникать в таких условиях. «Она без малейшего колебания объясняла, какое исследование нужно провести, – делился Альфред Шерман, часто беседовавший за обедом с ней и Мастерсом. – Она совершенно не стеснялась использовать выражения вроде (прошу меня извинить) “перепихнуться”. Она не стеснялась ни занятий сексом, ни всего, что делает женщину сексуально привлекательной, ни того, что вызывает сексуальное возбуждение».

Однажды Билл и Джини пригласили доктора Шермана на вечерние исследования, проходившие в его кабинете, обычно занятом в дневное время. Через установленное в звукоизолированной смотровой зеркало Гезелла, они наблюдали, как женщины-добровольцы занимаются разными техниками мастурбации, разработанными для классификации сексуальных реакций. Большую часть инструктажа брала на себя Джонсон, всегда внимательно выполнявшая указания Мастерса. «Пациентка клала ноги на подколенники, во влагалище вводилось гинекологическое зеркало, – описывал происходившее Шерман. – На ранних этапах исследования они просто массировали клитор и стенки влагалища, продвигаясь ближе к шейке матки, чтобы понять, возбуждена ли женщина и наступил ли у нее оргазм. Джини просила пациенток самостоятельно стимулировать влагалище, представляя, что это делает пенис, или с помощью похожего на пенис инструмента».

Когда эксперименты стали включать настоящий