– Вы считаете, что это единственная проблема? – мягко поинтересовался Спаситель.

До сих пор мать ни словом не обмолвилась об избыточном весе дочери.

– Нет! – чуть не крикнула мадам Сансон. – ТЕПЕРЬ у нас сплошные проблемы! Она не усваивает уроки, не делает домашние задания. Она НИЧЕГО не понимает из объяснений этого нового учителя!

Так. Значит, Жеральдина заблокировалась от нового учителя и вот теперь, вперившись взглядом в маму, ждала, что та каким-то образом все за нее решит.

– В прошлом году у Жеральдины была подруга и Жеральдина успешно училась? – уточнил Спаситель, стараясь нащупать, что именно стало спусковым крючком.

– Да.

– Она выходила со всеми на перемены?

– Ну конечно! – сердито ответила мадам Сансон.

– Скажи, Жеральдина, какие у тебя в этом году одноклассники? – поинтересовался Спаситель.

И снова мадам Сансон ответила вместо дочери:

– Обычные десятилетки! Кто-то завидует, кто-то издевается.

– Прошу вас, мадам Сансон! Я хотел бы услышать мнение Жеральдины. Будь добра, посмотри на меня, Жеральдина.

Спаситель говорил своим самым теплым, завораживающим голосом. Девочка взглянула на него искоса и покраснела. Она была на самом деле очень хорошенькой.

– Неужели в классе нет никого, с кем бы тебе хотелось бы подружиться? – продолжал настаивать Спаситель.

– Не знаю, – ответила Жеральдина, спрашивая взглядом маму.

– Не будь такой размазней, – одернула ее мать. – И посмотри на месье, раз он тебя просит! Клянусь вам, что в прошлом году она такой не была. Я просто понять не могу, зачем нам было приходить к психологу. Все у нас хорошо… То есть было хорошо, – поправилась она.

И молчание. Тяжелое, как камень.

– Так что же делать? – вдруг растерянно спросила мадам Сансон.

Спаситель знал, что мадам Сансон работает в одном из городских учреждений, и не сомневался, что она человек энергичный, компетентный, уважает правила сама и заставляет уважать их других. И решил, что ему поможет правило, которое он только что изобрел.

– В психотерапии положено первую половину сеанса работать с семьей, а вторую половину с пациентом, то есть с Жеральдиной.

Мадам Сансон отправилась в приемную без малейших возражений. Зато Жеральдина, лишившись возможности смотреть в лицо своей матери, похоже, испытывала настоящие муки. Спаситель, как только дверь за мадам Сансон закрылась, громко вздохнул:

– Нелегко жить, когда тебе десять с половиной. Ты уже не ребенок, но еще и не взрослый.

Его рассуждение было, по существу, вопросом, приглашением начать рассказ, но Жеральдина сидела, опустив глаза, и не пожелала уцепиться за протянутую ей руку. Тогда Спаситель задал конкретный вопрос, на который нельзя было не ответить:

– Как зовут твоего учителя?

– Фабрис. – И прибавила: – Он заставляет меня выходить на перемене.

– Заставляет?

– Говорит, что я должна двигаться.

Учитель, похоже, ранил девочку намеком на ее избыточный вес. Фраза «должна двигаться» могла говорить и об этом.

– Фабрис о тебе заботится, потому что у тебя в этом году нет подружки, – постарался защитить учителя Спаситель.

– Ну уж и заботится, – возразила Жеральдина, передернув плечом.

– Ирис переехала. Тяжелая потеря.

На этот раз Спаситель высказал жалобу, которую не решалась высказать сама Жеральдина.

– Ирис одна меня защищала! – воскликнула девочка, и глаза ее наполнились слезами.

– Защищала во дворе во время перемены.

– Да.

Спаситель протянул девочке коробку с бумажными платками и сказал:

– В классе есть ученики, которые тебя обижают. Ты сказала об этом Фабрису?

– Нет… Он тоже меня критикует.

– Критикует?

– Говорит, что я толстая.

– Так и говорит: «Жеральдина, ты толстая»?

Девочка замотала головой с легким смущенным смешком, она явно понемногу избавлялась от зажатости.

– Нет, не так. Он говорит, что мне надо обратить внимание на мой вес.

– Но это же не критика.

– Он сказал это перед всем классом, и они смеялись.

Фабрис, судя по всему, имел добрые намерения, но был неловок. Возможно, ему показалось, что излишний вес у девочки возник из-за безволия, нежелания двигаться, лени, любви к сладкому. Одним словом, из-за недостатков, которые необходимо исправить.

– Здесь, мы никого не критикуем и не судим, – твердо сказал Спаситель. – Говори без опаски, я не перескажу твои слова ни одному человеку на свете.

– Даже маме?

– Твоя мама – другой человек, чем ты. И потом, сейчас она в приемной и не слышит нашего разговора.

– А если она меня потом спросит?

Жеральдина наконец-то смотрела Спасителю прямо в глаза.

– Ты имеешь право хранить что-то про себя. Имеешь право говорить мне то, что тебе трудно сказать маме. Ты пришла сюда работать, работа называется психотерапия. Это значит, что ты размышляешь над тем, что происходит в твоей жизни, у тебя в голове, в твоем теле.

– Брат мне сказал, вы посадите меня на диету.

– Нет.

Спаситель улыбнулся девочке, которая теперь не сводила с него глаз.

– У тебя есть старший брат?

– Да. Ромен. Он тоже толстый. Мы все толстые. Только мой половинный брат не толстый.

– Так, так, так, – сказал Спаситель, сразу вспомнив слова мадам Сансон: «половина не считается».

Жеральдина и Спаситель услышали стук в дверь.

– Твоя мама не слишком терпелива, – шепнул Спаситель.

Жеральдина хихикнула, став хитренькой десятилетней (с половиной) девчонкой. Она прекрасно поняла, что мама беспокоится, не наговорила ли она чего-то лишнего в ее отсутствие.

– Как дела? У вас все в порядке? – спросила мадам Сансон, крайне сочувственным тоном.

– Лучше не бывает. Садитесь, пожалуйста, – доброжелательно пригласил ее Спаситель. Психолог предпочитал надежный терапевтический контакт с матерью.

– О чем вы тут беседовали? – спросила мадам Сансон.

Спаситель и Жеральдина обменялись понимающими взглядами.

– Мы говорили о Ромене и нашей семье, – объявила девочка с неожиданной уверенностью.

– И мы всем тут будем рады, – прибавил Спаситель.

Мадам Сансон, женщина тонкого ума, тут же поняла, что что-то проплыло у нее мимо рук.

– Как я вижу, ты уже не против ходить к психологу. А ведь я тебя чуть ли не силком сюда притащила.