“Томас! Томас Внутрях, – вопит она. – Божечки! Томас Внутрях. Очередной ее замысел, как бы отобрать у нас его землю. А мы можем оформить на него страховку? Я лично заплачу из полгинеи моей пенсии…”

Тут уж началась сущая битва снопов[83]. Стали они сновать друг за дружкой по дому, как привязанные, будто танцевали рил на троих[84]. Сыну и невестке очень хотелось переломить мне хребет на улице. Но Катрина встала на мою защиту и держала меня внутри до тех пор, пока не подпишут бумаги…

И подписали. В конце концов она взяла верх. Большей опасности я в своем страховом деле не подвергался ни разу. Вот как я провел Катрину. Но я не мог поступить иначе. Секреты ремесла…

– Врешь ты! Ты врешь, не провел ты меня! А если и провел, то провел тогда и Нель тоже…

– А Нель никогда и не упоминала ни тебя, ни Томаса. Таковы секреты ремесла, дорогая Катрина…

– Эй, Муред! Ты слышала?.. Я лопну!..

… Пядар Трактирщик тоже хорош, ишь какой бука. После того как я пошла против общества, проголосовав за него, он мне никакой благодарности, ничего. Будь в нем хоть капля любезности, мог бы просто обратиться ко мне и сказать: “Катрина Падинь, спасибо тебе за то, что отдала за меня свой голос. Ты женщина, у которой хватило характера бросить вызов тем, кто За Пятнадцать. Мы здорово выступили против Норы Грязные Ноги…”

Но нет. Похоже, он предпочитает не замечать за выборами и всем прочим, что я до сих пор без креста.

Давно уже надо было сказать Джуан Лавочнице, что надо мной скоро будет крест. Какое мне до нее дело? Да уж, кажется, века прошли с тех пор, как я зависела от нее да от ее ссуд. Пора бы мне напомнить о себе теперь, когда позади эта предвыборная горячка…

Эй, Джуан. Джуан Лавочница… Ты там ли?.. Джуан, ты там?.. Вы слышите, эй, вы, которые За Фунт?.. Да что вы там все, к дьяволу, заснули, что ли? Джуан Лавочница мне нужна… Это я, Джуан, Катрина Падинь, жена Шона Томаса О’Лиданя. Джуан, а надо мной поставят крест из Островного мрамора через… Скоро. Крест такой, как над Пядаром Трактирщиком, и ограда у могилы такая, как у твоей, Джуан…

Я к тебе не пристаю, Джуан, – ты так сейчас сказала, да? Я думала, ты рада услыхать про это… Не хочешь больше якшаться с теми, кто За Пятнадцать? А я голосовала за Пядара Трактирщика, Джуан. Из-за этого я навлекла на себя гнев всех, кто За Пятнадцать… По-твоему, лучше было обойтись без моего голоса? Божечки! Значит, по-твоему, лучше бы обошлись без моего голоса!.. Не пристало тебе, с Места За Фунт, разговаривать с теми, кто За Пятнадцать! Каково, а?.. Я могу себе язык хоть до корня стереть, говоришь, а ты не будешь обращать на меня никакого внимания… И ты не хочешь больше разговаривать с такой, как я, пустомелей!

Пустомелей, Джуан! С пустомелей, Джуан! Ты не станешь больше разговаривать с пустомелей вроде меня!..

Ужо тебе будет, ведьма! Ты со мной еще заговоришь, вот я тебе ни разу не отвечу! Да про тебя столько всего есть, ты бы только знала! Как ты лавчонку держала там, наверху, и всю страну угробила своими клогами!.. Я-то знаю, что тебя гнетет, ведьма! Я проголосовала за Пядара Трактирщика на выборах. О, лучше бы я не голосовала. И тебе, и ему самому еще завидно станет, когда надо мной будет такой же приятный глазу крест и ограда, как и у вас. Стану я тогда ничем не хуже вашего…

Вот ведь срань какая эта Джуан. Так вот в жизни случается, прости Господи…

– …Нора! Нора Шонинь!..

– Хело! Хау а трикс?[85] Все еще утомлен после выборов? Я вот себя чувствую немного измотанной.

– Ты прости меня, Нора…

– Ой, да что ты, Пядар, с чего бы мне тебя не простить? Мудрому и намека хватит. Была меж нами ссора – душок, как говорят культурные люди, – но это неважно. “Для простых умов прощать несправедливость – это геройский поступок. Для благородных умов это лишь насущная необходимость”, – как сказал Джинкс в “Локонах заката”. Оныст…

– Божечки! Пядар Трактирщик снова беседует с Норой Шонинь, хоть клялся и божился во время выборов, что больше не скажет ей ни слова. Ой, да что толку болтать!..

Как он там ее называл?.. Потаскуха, шалава и хабалка. Нора Грязные Ноги, Нора Услада Моряков. Пьяница с Паршивого Поля с утками и лужами! Говорил, что она пила тайком у него в заведении и ее частенько приходилось относить домой; что она пела во все горло, когда мимо ее дома шла похоронная процессия Тюни Микиля Тюни; что она прямо у него в зале дочиста ограбила перекупщика скота из глубинки; что черный дворецкий, служивший у графа, поил ее портером; что начинала швыряться бутылками, когда напивалась; что с пьяных глаз привела большого козла Шона Кольма прямо в заведение за прилавок, а потом усадила его на бочку и начала расчесывать ему бороду и поить портером; что она обнималась с Томасом Внутряхом…

И как же он ее называл?.. Вот ведь странно, что я не помню… Ну да, конечно, прости, Господи, со-ан-со[86]. Надо спросить у Учителя, если он хоть как-то пришел в себя, что это вообще такое – со-ан-со…

Он ее называл со-ан-со, а кабы мог – назвал бы и хуже. И после всего этого он говорит с ней так приветливо, будто и слова дурного ей никогда не сказал. И даже ни разу не поблагодарил меня за то, что я за него проголосовала…

А все потому, что надо мной нет креста. Если оно так. А может, потому что Нора оставила ему за выпивку изрядно денег там, наверху. Немного бы Пядар Трактирщик да и любой другой Пядар имел бы с паба, если б это зависело от моих денег. Он-то хорошо знает, что не было бы ему здесь ни креста, ни славы, если бы не Нора Пинта и ей подобные… Я-то пьяницей никогда не была… Хотя даже и меня его окна частенько вводили в искушение.

– …Ну да, Пядар. Все культурные покойники голосовали за меня – и те, что За Пятнадцать, тоже, за исключением Катрины Падинь. Хотя, видит Бог, у этой клячи ни культуры, ни воспитания. Я бы обошлась без Катринина голоса, да и он мог бы оказаться моим, если б не одно “но”. Катрина проголосовала за тебя, Пядар, потому что она беспокоилась, что у нее остались неоплаченные товары у тебя в лавке. Оныст!