Кэссиди сказала, что мы похожи, и я ей почти поверил. Она заставила меня почувствовать себя так, словно я спасаю ее. Но чем больше я размышлял над этим, тем больше задавался вопросом: почему она просто не выиграла турнир? Не доказала всем раз и навсегда, что она – непобедимый чемпион? Хотя важно ли все это? Ведь каждый раз, закрывая глаза, я представлял себе уютно устроившуюся на моем плече Кэссиди, вспоминал тепло ее ног и нежность кожи. И надеялся, что из всего того, что я желал, но не мог получить, Кэссиди станет единственным исключением.

ВЕЧЕРОМ Я сидел за столом, правя пробное сочинение по «Гэтсби». В парке Мэдоу-бридж давно уже горели фонари, их свет озарял жимолость и выхватывал из темноты светоотражающие полоски на кроссовках бегунов. Я подумал о Кэссиди с ее фонариком и о том, как стоял у окна, ожидая, когда ее комната погрузится во тьму. Фрэнсису Скотту Фицджеральду это пришлось бы по душе.

Купер поскуливал, прося внимания. Улегшись на мои стопы, он грыз жевательную косточку, держа ее вертикально в лапах, точно курительную трубку. Я наклонился и погладил его. Он вздохнул.

– Ты прав, – сказал я. – Знаю. Я безнадежен.

Я потянулся к выключателю настольной лампы и подал сигнал: «Привет».

В спальне Кэссиди тут же погас свет и зажегся фонарик.

«Прости».

– Она извиняется, – передал я Куперу, поскольку он азбуку Морзе не понимал.

Он поднял морду, словно говоря: «Но ты же знал, что так и будет, старина».

Фонарик Кэссиди снова мигнул.

«Прости меня».

На этот раз я с ответом не тянул:

«Всегда».

На следующее утро мама разбудила меня слишком рано.

– Эзра, – взволнованно позвала она, заглянув в мою комнату. – К тебе пришли.

– Мм-фм, – промычал я. – Сколько времени?

– Девять. Милый, в последнее время ты так устаешь. Может, мне позвонить доктору Коэну?

В сонном разуме мелькнула мысль: нужно прекращать говорить «я устал», когда хочу подольше поторчать в своей комнате.

– Я допоздна писал сочинение.

– Понятно. Тебя внизу ждет очень милая девушка. Она хочет, чтобы ты позавтракал со своими друзьями из команды по дебатам.

Я резко сел.

– Здесь Кэссиди?

– Я оставила ее в кухне с твоим отцом. Она просто красавица, милый. А ее родители – доктора.

Ожил один из моих самых страшных кошмаров: пока я спал, родители внизу мучили девушку, которая мне нравится, вопросами, чем ее предки зарабатывают на жизнь.

Пять минут спустя я влетел в кухню, застегивая на ходу рубашку. Кэссиди сидела на полу и чесала Купера за ушами.

– Привет! – радостно сказала она. – Ты забыл о завтраке с командой?

– Упс, – состроил я для родителей смущенное лицо. Никакого завтрака с командой и в помине не было.

– Можно нам взять с собой Купера? – спросила Кэссиди.

Пес заинтересованно поднял голову.

– В кафе? – ужаснулась мама.

– Конечно же, нет, миссис Фолкнер. Ребята придут ко мне есть оладьи. Наша домработница не против. Мой дом на той стороне парка.

– Ну тогда, наверное, можно, – с сомнением произнесла мама.

Как только мы оказались на крыльце – Кэссиди с поводком в руке, – я вопросительно поднял бровь.

– Что происходит?

– Ты мне не поверил? – Невинно округлила она глаза. – Ох, Эзра, ты меня обижаешь.

Мы пошли к воротам, которые вели в парк. Купер с гордым видом бежал впереди, держа в зубах поводок, он был страшно доволен собой.

– Кстати, в моей сумочке есть солнцезащитный крем. Если он тебе нужен. – Кэссиди придержала створку ворот.

– Зачем он мне?

– А разве я не сказала? Мы отправляемся на поиск сокровищ.

– Вообще-то, ты сказала, что мы будем есть оладьи с командой по дебатам. У тебя дома.

– Так это же кодовое выражение, означавшее: «Мы идем на поиск сокровищ». Потому мы и взяли Купера. Он будет нашей ищейкой.

Она свернула вправо, на дорожку, ведущую к туристическим тропам.

– Хорошо, – сдался я. – Давай свой крем.

Кэссиди выудила его из сумочки, и я намазался им, пока она играла с Купером. Пес поглядывал на меня многозначительно: «Значит, это та самая девушка, старина?»

– Ты отвечаешь за наш маршрут, – заявила Кэссиди, сунув мне свой мобильный. – Не закрывай приложение, а то нам придется начинать все заново.

Кэссиди повела меня вперед, объясняя по пути, что мы играем в геокэшинг – то есть ищем тайник, а точнее – маленький контейнер. Такие тайники есть по всей стране, и, чтобы их найти, нужно разгадать головоломки.

– Иногда контейнеры пусты, а иногда – наполнены ценными предметами, – рассказывала Кэссиди. – Однако если ты забираешь какую-либо вещь, то должен оставить что-то взамен.

– Закон сохранения геокэшинга, – пошутил я.

– Именно так, мистер Сила-есть-ума-не-надо, – улыбнулась Кэссиди. Ее рыжие волосы полыхали на солнце. Возле уха белело пятно солнцезащитного крема.

– Постой, – протянул я руку к ее лицу. – У тебя крем на щеке.

– Вытер?

– Еще больше размазал.

– Пофиг. Зато я не измазала кремом волосы, – намекнула она на меня.

– Это не крем. Это я поседел из-за тебя.

Я вел Кэссиди по туристическим тропам, рассказывая ей истории о невидимом мире, который мы с Тоби выдумали в детстве. Тайник мы нашли за шатающимся кирпичом в дальней стене католической церкви. В нем лежала куча дешевых безделушек. В основном игрушки из детских наборов, которые продаются в закусочных. Однако значение имело не то, что лежало внутри найденного контейнера, а то, что мы действительно нашли зарытый клад.

И я понимал, что Кэссиди этой прогулкой заглаживала свою вину. Что этим приключением она извинялась за инцидент на турнире. Ведь простое «прости» – слишком банально для такой девушки, как Кэссиди Торп.

– Запись оставлять не будешь? – спросил я, приподняв в руке ее мобильный. В нем только что проиграла короткая поздравительная мелодия, после чего появился список имен.

– Зачем?

– Чтобы те, кто найдут тайник после нас, знали, что мы здесь были.

Эти слова мне самому показались довольно глупыми, но у Кэссиди вспыхнули глаза.

– Хмм… – Она выхватила у меня телефон и начала что-то строчить.

– Моя очередь. – Я вернул себе мобильный. И нахмурился, глядя на ее надпись. – Кто такой Оуэн?

– Мой брат. Видел фото на заставке в моем телефоне? Мы любили пошалить над вселенной.