Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Оценив результат моей работы, Григорий лишь кивнул. Присел рядом и стянул защитную маску.
– Холодное лето было остатне, – заговорил, – Пчелы совсем меда не давали. А у меня восемь ульев. Надо за ними каждый день ухаживать, маток лечить. Много работы.
– Вы жили с меда?
– Да еще как жили! Менял у господаров на молоко, на хлеб. Содержал нас с Юлей. А сейчас потребую дюжего хозяйства. Видал моих коз, видал огород? А так у всех тутай было, пока не уехали. Почему я, почему Марцель живем незалежно9, своим трудом? Цивилизация съест себя, как тот змей. Зверю нужно все больше и больше, чтобы расти. Но не видит он, что ест самого себя. В конце потянет в бездну вместе с собой и нас. А мы спокойно сидим в стороне и смотрим на то, как это происходит.
– Что происходит?
– Ты еще не видел?
– Я видел, что Ильмень-рощу вырубили.
– Поедешь в Бойков – поймешь. Ты и не слыхал о них, поди.
– О ком?
– «Санэндсан», – сухо изрек Григорий и громко сплюнул на землю, – Новые хозяева Нагоры.
– Кто они? Какая-то фирма, компания?
– На папирах – так. Но по правде они теперь господаре для нагорцев. Правят цеееее-лым краем.
– А как же Великий совет? Каролина говорила, что ты в нем состоял.
Григорий поднялся на ноги ожившим валуном.
– Нагрузи в тачку дров, – наказал, – Запалим печь, заварим чай. Поведаю тебе что.
Я так и сделал. Вскоре затрещали дрова в пламени каменной печи. В доме стояла тишина: из этого я заключил, что Юлии сегодня не было. Мне было интересно, вернулась вчера девушка или нет, но я решил пока не затрагивать тему. Тем временем Григорий заварил травяной чай.
– Травы сам собирал, – не без гордости сказал он, – Здесь крапива, тысячелистник и календула. Добро очищает тело от всякой тручизны10.
Чай показался горьким, и я спросил, нет ли сахара.
– Сахара не маю, – Григорий покачал головой, – А ты не маэш девчины, раз хочешь сладкого. Женщина должна услаждать жизнь, не сахар.
Он повторил последнюю фразу, но в этот раз его голос прозвучал тускло и безрадостно. Взгляд на меня – осторожный, с затаившейся в глазах тоской. Он словно размышлял, стоит мне что-то рассказывать или нет. Все-таки решился.
– Мать Юлии, моя жена то есть, сгинула пять лет назад, – поведал он, – Красивая женщина была. Волосы как солнце золотые, а от улыбки сердце радуется и жить хочется. Работала много – и с пчелами, и со скотом, и на огороде успевала. Мы хотели много детей. Как говорится в той присказке: «Один сын не сын…» и так далее, ведаешь? Но вот родилась Юлия, и пыл как-то угас. Жена моя сделалась тихой и редко розмовляла со мной. Я не ведал, почему так случилось, а даже не обратил уваги на то. Занят был.
Несмотря на содержание разговора, большие серые глаза не выражали никаких эмоций – они не смотрели ни на меня, ни на печь, ни на дымящийся фарфоровый чайничек на столе. Сколько раз он уже переживал эту историю в своей голове?
– Каролина молвила, что я был в Великом совете, так? – спросил он, – Так было, правда – занимался господарством целого края.
Он помедлил, но затем решительно опрокинул в себя кружку с чаем, поднялся из-за стола и пригласил за собой. Мы поднялись по сбитым деревянным ступенькам в мансарду. Григорий долго подбирал ключи к одной из дверей. Наконец, отпер замок и подналег, взявшись за ручку. С тягучим скрипом и грохотом дверь отворилась.
Вдоль стен, касаясь потолка, стояли высоченные дубовые шкафы. Каждая полка была вплотную заставлена книгами. Толстая вуаль пыли покрывала корешки.
– Юлия молвит, что я необразованный рольник, – с горькой усмешкой сказал Григорий, – Но были часы – я читал, много читал. Господарство – трудная тема. Но в совете некому было ее принять, и вызвался я. Не ведал, за что берусь, по правде.
Несколько огромных томов сразу привлекли мое внимание. «Капитал» Маркса. Пыли на этих корешках было гораздо больше, чем на остальных. Я проглядел другие названия. «Позитивистский катехизис», «Исследование и причинах и природе богатства народов», «Советская экономика 1980-х». Звучало донельзя скучно. Мне трудно было представить Григория, этого великана-бородача, сидящим в узкой комнатушке за столом при свете лампы и читающим книгу. Кузнец тем временем продолжал рассказ.
– В 2000-м году мы победили «Чорно сонце». Выгнали из края националистов. Большая радость, так? А в огуле11 так не было. Перед нами был трудный вопрос – что робить с советским долгом?
– Каким еще советским долгом?
– Ясно, что не ведаешь, – кивнул с усталостью во взгляде Григорий, – Видишь, Андрей, каков был главный принцип господарства в Нагоре, до коммунистов, то есть – самодостаточность. Мы – край для вольных духом, неважно какой ты народности. Бойки, лемки, украинцы, поляки, сербы, называй кого хочешь – мы всегда жили на этой земле, прочно сокрытые от решты света12 горами.
У каждого свое хозяйство, свой дом, вокруг дикая природа, а главное – вольность. Правдивому нагорцу больше ничего не нужно. Но когда пришли коммунисты, началась индустриализация. Нагора стала колонией для советской империи: Москва забирала все ресурсы, которые могла выжать из края. Правда – они выбудовали заводы, колхозы, сделали народный парк в горах. А Бойков! Какая там была будова! Варшава бы позавидовала. Остальное ты ведаешь: в 1980-х советы накопили большой долг перед Западом, и наступил крах системы. Однако долг остался. И тогда, в 2000-м мы все еще должны были заплатить немецким банкам 12 миллионов долларов. Вообрази себе – откуда край, который никогда не вел торговли с другими странами, возьмет такие деньги?
– Постой. Разве после распада Советского блока Москва не взяла на себя все обязательства по долгу? Я слышал такое.
– Нагора была особым случаем, – Григорий покачал головой, – Даже после индустриализации наш край мало что приносил в закрома партии. Народ не хотел працовать для коммунистов, ведаешь? Москва тратила жирные суммы на развитие, но не получала дюжо выгоды. Потому нагорский долг решено было оставить нетронутым.
Я пропоновал выплатить долг так, как это сделала Румыния в свое время. Чаушеску отказался от индустриальных технологий коммунистов и вернулся к основам. Землю вспахивали плугами, материалы перевозили в конных повозках, косили пшеницу косой и серпом. В Нагоре так было испокон веков – и что ж, мы взялись за работу! Вот только это оказалось долгим делом. По моим расчетам выходило, что на выплату долга таким способом уйдет больше двух