Федра опустилась на колени и принялась разбирать содержимое корзин. Вытащив пакеты с едой и фруктами, она расставила их на полу у стены.

– Кармелита считает, что они знают друг друга лучше, чем готовы признать.

Эллиот наблюдал за ее действиями, прислонившись плечом к стене.

– В нашей ситуации это могло бы пригодиться, но, думаю, она ошибается. У Матиаса нет причин обманывать меня.

Федра обрадовалась, обнаружив керамическую кружку на дне корзины. Ей не хотелось пить, подставив рот под струю из фляги, как бы живописно это ни выглядело.

– Насколько хорошо вы знаете Матиаса? – поинтересовалась Федра. От Гринвуда зависела ее судьба, но это было не единственной причиной ее любопытства.

Эллиот отошел от окна, сквозь которое в башню проникали солнечные лучи, и опустился на пол в затененном углу, где Федра сложила провизию. Прислонившись спиной к стене, он потянулся за фруктами.

– Матиас был моим преподавателем в университете. Я благоговел перед ним. Уже тогда он считался солидным ученым, автором нескольких научных трудов. Он поощрял мои занятия и руководил моими исследованиями. Его интерес льстил мне, особенно если учесть, что он не преследовал корыстных целей в отличие от некоторых других преподавателей. – Эллиот впился зубами в сочную грушу и махнул рукой в сторону еды: – Съешьте что-нибудь. Вам надо набраться сил. Возможно, через пару дней нам придется спасаться отсюда вплавь.

Федра взяла немного сыра с хлебом.

– Не похоже, что вы и теперь благоговеете перед ним, да и в его поведении нет ничего учительского.

– Теперь я не студент, у меня самого есть научные труды. В настоящее время вас связывает скорее дружба, основанная на прежних отношениях.

Эллиот не спешил удовлетворить ее любопытство. Он продолжал есть грушу. Федра тоже занялась едой.

– Мой отец был нелегким человеком, – произнес Эллиот небрежным тоном. – Представьте себе человека вроде моего брата Хейдена, но без присущих ему качеств, смягчающих его суровость. Мне повезло, что отец занимался исключительно моими братьями, предоставив меня самому себе. Матиас Гринвуд, напротив, уделял мне много внимания. Интересовался моими взглядами, не скупился на похвалы и не спешил выразить свое неодобрение. Полагаю, в его отношении ко мне было что-то отеческое.

Непроницаемое выражение лица Эллиота, когда он говорил об отце, не осталось незамеченным Федрой. Ей была известна репутация маркиза Истербрука. Он обращался с сыновьями так же жестко и бескомпромиссно, как, если верить слухам, и с другими людьми, встречавшимися на его жизненном пути.

Однако не нарочитое спокойствие Эллиота привлекло внимание Федры, а другое чувство, мелькнувшее в его глазах.

Вопреки утверждениям, будто мемуары Ричарда Друри содержат лживые наветы на покойного маркиза, он был не так уж уверен, что это действительно ложь. И, сидя здесь, рядом с ним, Федра поняла, что Эллиот сомневается в том, что его отец не причастен к убийству того офицера. Конечно, это был всего лишь проблеск сомнения. Но не станет ли он более ощутимым, обретя плоть и кровь, если эти наветы появятся печати?

Некоторые ученые полагают, что преступные наклонности передаются потомкам по наследству. Узнать, что твое наследие включает способность хладнокровно планировать убийство, было так же неприятно, как обнаружить, что твоя кровь подпорчена безумием.

– У мистера Гринвуда нет детей, – заметила она. – В определенном смысле – я имею в виду интеллект и профессию – вы его наследник. Если ему присуши отцовские чувства, вполне возможно, что он относится к вам как к сыну.

Эллиот пожал плечами:

– Пожалуй, вы правы. Возможно, он относится ко мне подобным образом в рамках той дружбы, которая связывает нас сейчас.

Федра подозревала, что Эллиот платит ему тем же. Их взаимоотношения напоминали дружескую привязанность, характерную для отцов и взрослых сыновей.

В таком случае Матиас Гринвуд играет важную роль в жизни Эллиота.

Эллиот приехал в Позитано, чтобы обсудить с Матиасом свои новые исследования, хотя ученик и превзошел учителя как историк.

Поглощая скромную еду на полу древней башни, они чувствовали себя отгороженными от остального мира. Искренность, с которой Эллиот говорил о своем отце, приоткрыла дверь к близости, более притягательной, чем физическое влечение. Между ними возникла непринужденная атмосфера, напомнившая Федре беседы, которые она вела со своими друзьями.

– К чему эти вопросы? Вас интересует Гринвуд? Федра помедлила, размышляя над ответом.

– Да, очень интересует.

– Проклятие, да он годится вам в отцы!

Эллиот произнес это таким раздраженным тоном, что Федра чуть не рассмеялась, но яростный блеск в его глазах заставил ее сдержаться. Он ревнует! Она нашла это безнадежно старомодным и самонадеянным, но таким милым, что на него невозможно было сердиться.

– Вы не поняли. Он знал мою мать и был достаточно любезен, чтобы ответить на несколько вопросов.

– Каких вопросов?

– Кажется, в последние годы у моей матери был тайный любовник.

Эллиот нахмурился:

– Ричард Друри.

– Нет, другой.

– И Матиас знает, кто именно? В то время он жил в Кембридже, но изредка приезжал в Лондон…

– Матиас весьма проницателен. Он не удивился, когда я предположила, что в жизни моей матери кто-то был, помимо Ричарда Друри. Насколько мне известно, этот человек имел отношение к торговле древностями. Матиас назвал имена нескольких мужчин из ее окружения, занимавшихся этим делом. Друзья моей матери, которых я пыталась расспрашивать, все отрицали, не желая вдаваться в подробности. Видимо, им не хотелось бросать тень на образ Артемис Блэр. Мистер Гринвуд по крайней мере был честен со мной, за что я ему очень благодарна.

Эллиот помолчал, обдумывая ее слова со смесью интереса и скептицизма.

– Может, никакого любовника не было, раз ее друзья отрицают этот факт.

– Был, если верить мемуарам моего отца. Не важно, кто именно, но он преступник.

Лицо Эллиота потемнело.

– Еще одна ссылка без имени? Еще одна сплетня, способная погубить репутацию человека? – Он вскочил на ноги, сделал несколько шагов и замер, уставившись в стену. Затем повернулся к ней лицом. – Лучшее, что вы можете сделать, – это сжечь эти мемуары или спрятать их подальше от людских глаз.

– Возможно, это избавит от неприятных последствий вашу семью, но не любовника моей матери.

– Почему?

Федра завернула сыр во влажную ткань.

– Даже если мемуары не будут напечатаны, этому человеку не удастся уйти от ответственности. Я разберусь с ним, как сочту нужным.