Шрифт:
Интервал:
Закладка:
(Нэнси, хихикая, прокомментировала Нику на ухо: «Мне пришлось срочно за новым арбузом бежать!»)
Ну, и прочие мелочи вроде забытых и перепутанных реплик, вопля откуда-то из-за кадра: «На другую сторону целуйся, сколько раз тебе говорить! Стоп, все сначала!» — и нецензурных выражений по любому поводу нежной и утонченной героини.
Когда погас экран, у Ника уже все внутри болело от хохота.
— А почему, — не выдержал и снова фыркнул он, — почему надо «целоваться на другую сторону»?!
— Когда Стэн голову налево делал, то плешью своей Мэрион заслонял!
Вечеринка шла своим чередом. Гриль «зарядили» очередной порцией мяса, и над головой снова забухала музыка.
Люди подходили, здоровались, пожимали руки. Каждый считал нужным отпустить пару комплиментов в адрес дома. Все дружно делали вид, что не замечают инвалидной коляски, и вопросов не задавали — проявляли тактичность. А может, Нэнси заранее предупредила, чтобы не спрашивали... Сама она веселилась от души. То убегала куда-то, где, по ее мнению, необходим был хозяйский глаз, то прибегала, пританцовывая на ходу, и присаживалась за столик. Легкая, радостная, пышущая энергией, она выглядела абсолютно счастливой.
Ник с удовольствием бы уже вернулся в кабинет, но боялся: не будет ли воспринят его уход как сигнал к окончанию мероприятия?! Не хотелось портить ей праздник...
Подошедший во время одной из отлучек Нэнси Бен оценил его состояние с одного взгляда.
— Что — маешься?
— Я бы давно в кабинет слинял, — признался Ник. — Просто не хочу, чтобы гости из-за меня расходиться начали, — пусть Нэнси как следует повеселится!
— А ты через кухню! — кивнул Бен на дверь. — А ей я скажу, что у тебя голова разболелась.
Нэнси появилась в кабинете минут через пять — влетела с испуганным видом.
— У тебя голова болит?! Мне Бен сказал...
— Ничего страшного...
На самом деле голова не болела — противно гудела, словно далеко, за стеной, нудно и монотонно сверлили дрелью.
Она подошла вплотную, озабоченно положила руку ему на лоб.
— Не волнуйся, это просто с непривычки. — Ник обнял ее и притянул поближе — не хотелось, чтобы она убирала со лба прохладную ладонь. — Я в последнее время мало общался с людьми «вживую» — в основном по компьютеру.
— Может... — начала Нэнси неуверенно.
— Нет. — Он сразу понял, что она собирается сказать. — Иди, повеселись, потанцуй... Со мной все в порядке. — Прижался щекой к ее груди, покрутил головой, «притираясь». — Все хорошо.
— Сейчас кофе будет с тортом. Тебе принести?
— Нет, кофе не надо. Чего-нибудь холодненького... — Поднял голову и улыбнулся. — Чаю со льдом... с лимоном — можешь?
— Принесу, — кивнула Нэнси, но не ушла — одной рукой прижала к себе его голову, а другой начала медленно и ласково ерошить и перебирать волосы.
— От тебя вкусно пахнет... — сообщил Ник, чтобы немножко продлить это блаженное состояние.
— Угу, — подтвердила она. — Это духи новые, сегодня на пробу купила.
— И платье тебе это идет...
— Угу...
— И вообще ты у меня хорошенькая очень...
— Угу...
— Иди к гостям... наверняка кто-нибудь тебя там уже ищет... — (Отпускать ее не хотелось, но надо же было иметь совесть!)
— Угу...
Глава 16
В конце марта небо опять затянуло низкими серыми тучами. Целыми днями моросил холодный мелкий дождик, сменяющийся порой мокрым, почти мгновенно тающим снегом. По вечерам иногда становилось так холодно, что земля ненадолго покрывалась белым полупрозрачным покровом.
Работала Нэнси теперь четыре дня в неделю. На сей раз это был не сериал, а воскресная полуторачасовая передача «Из жизни животных». Короткие видеосюжеты, отрывки из любительских фильмов, интервью с людьми, в домашних условиях содержащими интересных животных.
Заканчивала она не так поздно, как раньше, но Ник продолжал исправно заезжать за ней по вечерам.
Работа Нэнси страшно нравилась, и по дороге домой она рассказывала взахлеб все самое, по ее мнению, интересное. Выяснилось, например, что какой-то чудак в центре Нью-Йорка, в пентхаузе, держит три пары древесных кенгуру — и даже получил от них потомство! А канарейку можно научить говорить, как попугая, только тоненьким голоском. А тигр на ощупь жесткий, как ковер на полу, — совсем непохоже на живую шерсть!
— Ты представляешь — сегодня к нам в студию приносили говорящую кошку! — услышав такое, Ник скептически ухмыльнулся — благо голос Нэнси несся из динамика, ухмылки его она не видела и не могла туг же возмутиться: «Да ну, чего ты — я правду говорю!» — Только она чужих боялась и целых два часа ничего говорить не хотела, сидела в клетке, от всех отвернувшись, а хозяйка ее уговаривала: «Ну Ми-кочка, ну лапочка, ну скажи „мама", ну пожалуйста!»
— Ну и как, сказала она в конце концов что-нибудь?
Вот-вот Нэнси должна была выйти из здания, обогнуть его и появиться у входа на стоянку.
— Да, под конец, когда Артур уже заявил: «Все, хватит! Ничего не выйдет!» и хозяйка чуть не плакала, — вот тут кошка вдруг так чисто-чисто произнесла: «Мама!» Ну, мы услышали, сбежались...
Ему показалось, что вдалеке между рядами машин мелькнула знакомая фигура. Да, точно, она!
— ...И эта Мики все сказала — так смешно, представляешь! И «мама», и «мясо», и «мне»!..
Он успел еще подумать, что можно по дороге заехать в пиццерию и купить большую пиццу-пепперони, бросил короткий взгляд на панель, собираясь завести мотор и двинуться навстречу, — и, когда голос Нэнси вдруг прервался, даже не сразу сообразил, что произошло... Еще секунду назад на фоне огней здания виднелся один силуэт — а сейчас их было уже два!
Только услышав несущийся из динамика крик, Ник понял, что Нэнси отбивается от какого-то мужчины, который рвет у нее из рук сумку, и они, раскачиваясь, кружатся на месте, точно в странном гротескном танце.
Прежде чем он до конца осознал происходящее, рука уже сама нажала на газ, и машина рванулась с места — туда, к ней!
Нападавший обернулся — в свете фар на миг мелькнуло бледное молодое лицо — и, увидев несущуюся на него машину, инстинктивно дернулся в сторону. Внезапно раздался страшный, раздирающий уши пронзительный вой, мужчина бешено замолотил руками, отшвырнул от себя Нэнси и метнулся в темный проем между машинами, оставив ее лежать на истоптанном снегу.
Ник видел, что летит прямо на нее, что затормозить уже не удастся, и отчаянным движением вывернул руль, одновременно нажимая на тормоз. Перед глазами мелькнуло что-то блестящее, раздался грохот, он почувствовал удар — и машину понесло юзом, раскручивая по мокрому асфальту.