Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Хорошо, сэр. Вы можете ехать.
— Закрой дверь! — это были первые слова, с которыми он обратился к Нэнси. Услышал сзади хлопок и тронулся с места, заставив джип снова затявкать вслед.
Глава 17
В зеркальце то и дело мелькало бледное лицо Нэнси. Она наверняка не понимала, что с ним, но разговаривать с ней у Ника сейчас сил не было. Он гнал машину, торопясь как можно быстрее оказаться дома, чтобы закрыть за собой дверь и остаться одному. Внутри у него все дрожало от унижения и бешенства, а слова «беспомощный калека» продолжали звенеть в ушах.
Притормозив у светофора, он вдруг почувствовал легкое прикосновение к плечу.
— Ник, ты... — начала Нэнси неуверенно.
Ник не знал, что она собирается сказать — да это был и не важно. Резким движением плеча стряхнув ее руку, о поймал в зеркальце растерянный взгляд и рявкнул — даже не ей, все равно куда, в пространство, лишь бы выплеснуть накопившуюся злость:
— Да замолчи ты, наконец! Если ты такая беспомощная, что сама со своими делами справиться не можешь и из-за денег за калеку вышла, так изволь теперь молча терпеть! И нечего меня утешать, слышишь?!
Нэнси замолчала на полуслове, застыв с приоткрытым ртом. Глаза ее расширились, на лице проступила странная гримаса ужаса — словно она не верила, что это было сказано... что это сказал он. Ник испытал мгновенное злорадное удовлетворение — вот, получай! — и тут светофор переключился.
Когда он в следующий раз взглянул в зеркальце, там уже не было видно ни распахнутых испуганных глаз, ни вообще лица — только заляпанную грязью согнутую спину.
Дальше они ехали молча. Нэнси сидела на заднем сиденье, скрючившись и уткнувшись лицом в колени. Оттуда не доносилось ни звука.
Ник понимал, что должен, обязан сейчас остановить машину и обернуться. И дотронуться, и сказать хоть что-то — только что? Проявить заботу и спросить, как она себя чувствует после его воплей?!
На душе было невыносимо мерзко.
Стоило ему затормозить, как Нэнси выскочила из машины и, опустив голову и согнувшись, словно у нее болел живот, побежала к дому. На дорожке она чуть не столкнулась с вышедшим навстречу с коляской Беном. Тот удивленно обернулся ей вслед, перевел взгляд на Ника...
— Данвуд уже приехал? — спросил Ник, не желая сейчас никаких вопросов — никаких, ни от кого.
— С минуты на минуту будет. А...
— Не стой столбом! Мне что, самому надо... в эту чертову коляску лезть?!
Вместо ответа Бен молча подогнал коляску, подхватил его под мышки, пересадил на сиденье и нагнулся, чтобы пристегнуть ноги. Ремень на поясе Ник мог застегнуть и сам.
Глядя сверху на склоненнную голову Бена с намечающейся плешкой. Ник ощутил вдруг острый приступ раскаяния. На душе стало еще противнее. При чем тут Бен, и при чем тут Нэнси, и при чем тут все, если он сам — психованный обрубок, который не в состоянии ужиться с людьми... И все делают ему скидку, и никто до сих пор не врезал... что стоило той же Нэнси в ответ на его хамство влепить ему пощечину?! А она смолчала, вытерпела... потому что он калека!
— Когда Данвуд приедет, пусть осмотрит ее. Я не в состоянии сейчас выдерживать его болтовню, так что выслушай все сам. Если приедут из полиции — проведи их ко мне, к Нэнси не пускай. Я буду в кабинете.
Данвуда и правда не пришлось долго ждать. Вскоре Ник увидел в окно, как подъехала его машина, как он прошел к двери — услышал в коридоре его веселый говорок, — и наступила тишина.
Хотя доктор Данвуд был специалистом по травмам позвоночника, он прекрасно разбирался и в других болезнях, так что Ник последние лет пять считал его своим «семейным врачом» и вызывал даже в случае простуды. Впрочем, тот не возражал — он вообще был человеком мягким и отличался каким-то щенячьим дружелюбием. Только болтал много — добродушно и весело, так, что собеседнику ничего не оставалось делать, как слушать его рассказы о внуках, поздравления с прошедшими праздниками — и так даже. Сейчас Ник не был в состоянии общаться с ним — при одной мысли о том, что Данвуд примется поздравлять его с женитьбой и желать счастья, становилось не по себе.
Ник тупо смотрел в окно, прислушиваясь к еле слышным голосам. Наконец негромко хлопнула входная дверь, Ник увидел спешащего к машине Данвуда — и через минуту в кабинет без стука вошел Бен.
Выглядел он каким-то непривычно напряженным. Подойдя почти вплотную, остановился и, вместо того чтобы доложить результаты визита врача, угрюмо спросил:
— Это ты ей присадил?
— Что? — Ник даже не сразу понял, о чем он спрашивает...
— Ты ей фонарь под глаз поставил?
— Да ты что?! — ошеломленно вскинулся Ник. — Ты что?!
Метнулся к Бену, сжав кулаки, — как этот идиот посмел такое подумать? Промахнулся, ударился о стол — и сник. В горле стоял комок, как в детстве, когда хотелось зареветь, и говорить было невыносимо трудно:
— На нее напали на стоянке... мужик какой-то напал, а я... Все у меня на глазах, она кричит — а я в машине сижу Он бил ее у меня на глазах, понимаешь?! А я не мог... не мог ничего сделать... Жалкий... к-калека... Ничего не мог, ничего... — Ник ударил кулаком по столу. — Ничего не мог, понимаешь?! — И, пытаясь взять себя в руки, спросил, не глядя на Бена: — Что с ней?
— Ушибы... глаз подбит, запястье растянуто, на затылке ссадина — но в целом такого серьезного ничего нет. Данвуд просил завтра утром подъехать — он хочет ее на томографе насчет сотрясения мозга проверить. И если начнется тошнота или рвота... или там сознание потеряет — сразу звонить велел.
— Свозишь ее завтра... И надо «мерседес» в ремонт отогнать.
— Она там плачет... — Слова упали тяжело, как камень.
Ник поднял голову. Бен смотрел на него в упор, словно спрашивая: «Почему ты не с ней?!»
— Я... накричал на нее... ну, не по делу... просто...
— Я-ясно, — протянул Бен и неприятно усмехнулся. — А когда ты по делу орешь-то?.. Она Данвуду сказала, что ты ее спас, — чуть помедлив, добавил он.
— Да уж... спас. Я ее чуть не задавил. Сам не знал, что делаю, — рванул в их сторону, а потом тормозить некогда было — еле успел свернуть и пару чужих машин стукнул. Ну вот... а потом сидел в машине, а она лежала там где-то, под колесами — и я даже не знал, живая ли... А потом еще полиция... чтоб их...
— Что им от тебя надо было?
— А чтоб я из машины вышел, — усмехнулся Ник.
— Весело...
От ужина Нэнси отказалась. Продолжая отсиживаться в кабинете, Ник то и дело посылал Бена послушать под дверью, предложить поесть и так даже. Ответы повторялись с унылой неизбежностью: «плачет», «ничего не хочет»... Потом: «Свет погасила...»
Он знал, что должен — давно должен был! — отправиться к ней и сказать что-нибудь вроде «не бери в голову...», или «не сердись», или хотя бы просто «извини...». Но в голове было пусто, как с перепою, и только мелькали обрывки каких-то странных воображаемых воспоминаний — не о том, что было, а о том, как могло бы быть: