Скорей бы до него добраться.

Еще вчера я сказала бы – «домой». Но со вчерашнего дня многочего изменилось. А сегодняшний добил меня окончательно. Особенно приключение насмотровой площадке, ну и натерпелась же я страху! Не исключено, что уже завтравоспоминание о нем вызовет улыбку, а Фрэнки…

На Фрэнки я нисколько не сержусь.

Хорошо, что дело ограничилось сдержанным, если не сказать –натянутым – поцелуем. Три года не заниматься любовью, чтобы в результатеполучить такое вот недоразумение – нет уж, увольте!.. Мстительные мысли омужской несостоятельности Фрэнки придают мне силы, я отдышалась, пришла в себя,лишь немного кружится голова и шумит в висках.

Но это скоро пройдет. Пройдет.

Я останавливаюсь возле углового дома, его фасад выходитсразу на две стороны, но дверь – только в переулок, я проходила мимо неебессчетное количество раз и всякий раз она была закрыта. Даже днем. Теперь намостовой лежит квадрат света, дверь распахнута едва ли не настежь – etonnante![10] Обогнув ее, я почти налетаю на пожилого араба, стоящего впроеме.

Его темное, изъеденное временем лицо кажется мне неуловимознакомым. Ясин. Ну да, Ясин. Примерно так будет выглядеть Ясин лет черезтридцать. Продольные морщины на лбу, поперечные – у переносицы: их контуры(едва заметные у рыбака) стали четкими, ясными. Мне в голову вдруг приходитшальная мысль, выуженная из недр детства, где до сих пор гуляют котенок сощенком, где полным-полно леденящих душу сказок, легенд и баллад: что если япроблуждала в темноте тридцать лет, и Ясин уже успел бросить рыбный промысел, икупил этот дом, и теперь поджидает меня. И что именно он развязал мешок соспециями, в которых я плавала: запах эстрагона, кориандра, базилика невыносим.

Что если?..

Эстрагон, кориандр, базилик – они как черные пастушьи псы,стерегущие отары; они следят за тем, чтобы ни одна овца не отбилась. Моискудные арабские овечки при мне, для того, чтобы завязать разговор, достаточнои их.

– Добрый вечер, – говорю я на арабском.

– Доброй ночи, мадам, – отвечает мне состарившийсяЯсин. С теми же интонациями, что и Ясин молодой.

– Отличный вечер. Очень теплый.

Араб прикладывает ладонь к груди. За его спиной –прямоугольник комнаты, он освещен плошкой с открытым огнем. Свет неяркий, но онпозволяет рассмотреть внутренности: два резных шкафа, длинная скамья и станок,занимающий едва ли не половину пространства. На таких обычно вытачиваютдеревянную мебель, столики, шкатулки и сувенирных верблюдов.

– Вы не подскажете, который час?

Спросить о дне неделе, месяце и годе я не решаюсь.

– Полночь, мадам. Уже полночь.

Он не посмотрел на часы (и часов-то у него нет!), ответ былзаготовлен заранее, он не мог быть другим – etonnantel

– Спасибо.

Мне давно пора убраться, а я все еще стою у порога.

– Этот дом… Он казался мне нежилым.

– Вы живете в Эс-Суэйре, мадам?

– Уже несколько лет.

– Я купил его. Не так давно.

– А я снимаю номер в отеле. «Сулесьельде Пари». Можетбыть, слыхали?

– Нет, – араб отрицательно качает головой.

– Здесь недалеко.

– Так мы соседи?

– Да. Наверное.

– Заходите ко мне на чай. По-соседски. Я буду рад.

– С удовольствием… Меня зовут Сашa.

– Са-ша? Сашa?

Он повторяет мое имя на разные лады, старательноартикулируя. Назвать себя – это похоже на поднятую в приветствии руку, я вправеожидать ответного жеста. Который либо подтвердит мою безумную догадку, либо неоставит на ней камня на камне.

– А я – дядюшка Иса.

Иса – не Ясин! Не Ясин – Иса! Напряжение, сковывавшее меня,моментально спадает. И чего только не придумаешь, проблуждав в потемках. Реалентолько запах специй, все остальное – лишь плод моей фантазии.

– Дядюшка…

– Все меня так называют. С незапамятных времен.

– Вы резчик, дядюшка Иса? – Я указываю подбородкомна станок в глубине комнаты. – Это ведь станок для обработки дерева, да?

– Верно, мадам. Только я не резчик. Я торгую пряностямина рынке, а станок остался от старого хозяина. Жалко было выбрасывать, вот он истоит. С вами что-нибудь случилось, Сашa?

Вопрос совершенно неожидан, наша спонтанная неспешная беседаникак его не предполагала.

– Нет, все в порядке.

– Вы как будто чем-то взволнованны.

– Небольшая размолвка с другом, – без зазрениясовести вру я старому человеку. – Ничего серьезного.

– Тот молодой красавец, с которым вы пришли сюда?

«Beau garcon», – сказал дядюшка по-французски, «beaugarqon» и есть красавец – выходит, он видел, как мы с Фрэнки подходили клестнице. Странно, что я не обратила внимания на открытую дверь дома и старика,подпирающего ее косяк. С другой стороны, я была слишком увлечена (не столькоФрэнки, сколько гипотетической возможностью своего падения) – кто в такойситуации станет обращать внимание на слившегося с пейзажем араба?

– Да, – подтверждаю я слова дядюшки. Ничегодругого мне не остается. – А вы находите его красавцем?

Дядюшка Иса трясет указательным пальцем и лукаво улыбается:

– Видный парень.

– Пожалуй.

– Молодые люди часто тратят время на ссоры, вместо тогочтобы тратить его на любовь. А жизнь так быстротечна, Сашa…

Чего мне не хватало в двенадцать часов ночи – так этодежурной банальности от неизвестного старика.

– Я сама ненавижу всяческие ссоры.

– Вы очень рассудительная девушка. Может зайдете ко мнена чай?

Ничего пугающего и ничего необычного в этом приглашении нет.Если не учитывать время. Полночь, сказал мне дядюшка Иса; полночь – не самоеподходящее время для гостей. Обо всем остальном можно не беспокоиться –марокканцы гостеприимны и ненавязчивы, а уж тем более такой милый старик, какдядюшка Иса (с тех пор как я узнала, что он – не Ясин, иррациональная симпатияк нему растет как снежный ком). Подвоха не будет.

– Боюсь, что уже поздно…

– Понимаю, – подтверждает дядюшка. – Хотитеподождать своего друга.

– Не хочу.

– Он не должен был оставлять вас одну вечером. Этонеправильно.

Кто бы спорил, дядюшка Иса, кто бы спорил!

– Ничего страшного. Я могу прогуляться домой и водиночестве. В Эс-Суэйре я как дома. А в следующий раз я обязательно загляну квам… по-соседски.