– Дядюшка Иса будет несказанно рад. Берегите себя,Сашa. И никогда не ссорьтесь с друзьями. От этого бывают одни несчастья.

* * *

…Он купил дом совсем недавно.

Возможно, просто перебрался поближе к сыну-рыбаку (внешнеесходство Ясина и дядюшки Исы почему-то не дает мне покоя). Нет-нет, Ясин и Исане родственники. Если бы Ясин был сыном дядюшки, то так же, как и он, торговал быпряностями, такая преемственность – основа местного менталитета. Даже Доминик,рожденный французом в Марокко, получил свой колченогий маленький бизнес понаследству. Сын рыбака будет ловить рыбу, сын продавца пряностей – торговатьпряностями, сын погонщика верблюдов даже не взглянет в сторону мула, мечты осмене деятельности так и остаются мечтами. Нужно обязательно зайти к старику,поболтать о жизни, я слишком долго просидела в скорлупе отеля «Sous Le del deParis» – большой мир, который спасает Алекс Гринбл am, ждет меня.

Алекс. Опять Алекс. Я неотступно думаю о нем, как будто и небыло вечера с вероломным Фрэнки. С другой стороны – Алекс вероломен не меньше,но об этом как-то забываешь. Особенно вдали от него. Алекс – свет и ясный день,Фрэнки – тьма и холод железного поручня.

…Доминик так и не появился, у стойки меня встречает Фатима:дневная сцена повторяется с той лишь разницей, что мать Джамиля и Джамаля нераскладывает пасьянс.

Ах, да, это не пасьянс – гадание.

Надо бы извиниться перед Фатимой за дешевыймелодраматический скандал, думаю я. Но вместо этого пялюсь на стойку с ключами.

Ключи от номера семь (Фрэнки) и от номера двадцать пять(Алекс) отсутствуют.

– Доброй ночи, – примирительным тоном говорю я.Фатима едва кивает опущенной головой, она все еще дуется.

– Днем я вела себя как стерва, прости. Это все Доминик.Он очень огорчил меня, вот я и сорвалась.

– Я видела его. Он такой несчастный…

Она наконец-то смягчается и поднимает голову. Доля мгновения– и на ее лице появляется испуг, а затем жалость.

– О-о, что это с тобой? Все лицо в крови!

– В крови? – я удивлена не меньше Фатимы.

– Вот, посмотри!

Порывшись в бумагах на столе, она протягивает мне маленькоезеркальце. Пластмассовая оправа истрепалась, на ней отчетливо видны следыдетских зубов: шалости Джамиля. Или Джамаля. Я безуспешно пытаюсь втиснуть лицов магический круг: видны только губы и часть носа. Под ним-то и застыла кровь,так-так, это все спиртное, у меня и раньше иногда шла носом кровь, досадноенеудобство, не более.

Все лицо в крови.

Фатима (по-арабски, по-женски) преувеличила, она вообщесклонна к преувеличениям, с теми порциями сладостей, которые она накладываетДжамилю и Джамалю, не всякий взрослый мужчина справится.

– У тебя есть салфетка? – спрашиваю я у Фатимы, неотрываясь от зеркальца.

– Возьми.

Несколько легких движений – и от крови не остается следа.

– Теперь в порядке?

– Теперь да.

– Парень из седьмого номера уже вернулся? – Ястараюсь сохранить известную долю беспечности. – Такой высокий брюнет…

– А я думала, тебя интересует совсем другой, –Фатима, подавляя смешок, подмигивает мне. – Тот, который купил у менякарты.

– С чего ты взяла?!

– Мне так показалось…

Стерва арабская! Сказочки об угнетенных женщинах Востока вконтексте Фатимы выглядят смехотворными и лишенными всяческого основания.Фатима свободно болтает на французском и (как по большому секрету сообщил мнеНаби) изучает английский, страна ее мечты – Голландия, где женщины свободнобаллотируются на государственные должности. После дежурства Фатимы я выгребаюсо стола пачки прайс-листов с самыми последними моделями ноутбуков и телефонов.На адрес отеля приходят бандероли с журналами мод и каталогами оргтехники – всеони адресованы Фатиме.

Отсутствие денег на все это великолепие не смущает Фатиму: кполитической карьере в Голландии нужно готовиться заранее и встретить ее вовсеоружии. Единственная слабость Фатимы, кроме, разумеется, близнецов, –пасьянсы (о, нет! – гадания), но и с ней она оказалась в состоянии расстаться.Все знают, что Фатима вертит своим кротким меланхоличным мужем, как хочет. Ивыжимает из него соки, и вьет из него веревки, как какая-нибудь домохозяйка вамериканской глубинке. Или операционная сестра из российского областного центрасредней руки.

– Тебе показалось, Фатима.

– Рыбу я отнесла к нему в номер.

– Какую рыбу?

– Которую ты мне отдала. Наби приготовил ее на пару.

– Ага, – что-то я стала туго соображать. –Наби приготовил, а ты отнесла.

– В номер! – Фатима снова принимается хихикать.

– И?

– Он сказал, чтобы я включила ее в счет.

– Значит, он был в номере?

– А говоришь, что совсем им не интересуешься! Япропускаю шпильки Фатимы мимо ушей.

– И когда же ты отнесла ему эту чертову рыбу?

– Часов в восемь. Да, в восемь.

В восемь! А за полчаса до этого я ломилась к нему в номер, иникто мне не открыл! Я посрамлена, Алекс Гринблат вовсе не собирался посвящатьмне вечер, ни крупицы из его драгоценного времени не получит русская матрешка,а все из-за Доминика! Из-за толстого говнюка, одним чихом пустившего на ветер всемои надежды. Я разрываюсь между презрением к Алексу и ненавистью к Доминику, вэтой битве титанов потерянный Фрэнки – всего лишь жалкая мошка на стекле.

– Ты расстроилась, Сашa?

– Ничего я не расстроилась.

– Если тебе интересно…

– Мне не интересно.

– Если тебе интересно, он и сейчас в номере.

– Откуда ты знаешь? – быстро, слишком быстроспрашиваю я.

– Он звонил на ресэпшен около часа назад. Попросил,чтобы его разбудили в семь утра.

– Зачем?

– Откуда мне знать?..

– Он попросил, чтобы именно ты разбудила его?

Я несу уже совершеннейшую чушь, пургу, как сказали бы моипитерские друзья, именно ты, именно разбудила, Фатима – мусульманская женщинаи, несмотря на всю свою продвинутость, преданна мужу и детям, нужно совсемпотерять разум, чтобы заподозрить ее в адюльтере.

– Он попросил, чтобы кто-то его разбудил. Кто-то, ктобудет на ресэпшене. Что с тобой, Сашa?

– Прости…

– Я знаю, это все Доминик. Доминик тебя огорчил… Апарень из седьмого номера… Наверное, он унес ключ с собой. И я его не видела. Иникого другого за последние сорок минут.