Приближается день, когда знамя свободы заалеет над всей польской землей… Вборьбе и страданиях этой войны славянские народы ясно поняли, что, объединенные вместе, они всегда будут неодолимым препятствием для немецко-фашистских захватчиков, которые стремились поработить всех славян и уничтожить их.

Украинский народ в тяжелый период немецкой оккупации особенно хорошо понимает страдания братьев поляков, на протяжении пяти лет пребывавших под ярмом немецко-фашистских захватчиков.

Выражением нашего сочувствия благородному делу возрождения свободной, независимой, демократической Польши, залогом укрепления искренних, дружеских отношений между польским и украинским народами пусть станет наш скромный дар героическому населению Варшавы, а именно: 900 тысяч пудов зерна, 9 тысяч пудов подсолнечного масла, 6 тысяч пудов сахара, 300 пудов сухофруктов для детей.

Украинский народ с радостью несет польскому народу свой дар, который — пусть в малой мере — будет содействовать быстрейшему залечиванию ран, причиненных оккупантами, восстановлению Польши.

Пусть крепнет навсегда наша дружба!»

Я приказал собрать всю группу для политбеседы. Коротко передал сообщение Совинформбюро, поздравил разведчиков с освобождением Варшавы. Затем зачитал только что записанное сообщение Совета Народных Комиссаров Украины.

…900 тысяч пудов хлеба, 6 тысяч пудов сахара… Кто из нас не знал, как нужен был каждый пуд зерна, каждый килограмм сахара разоренной войной Украине. Так поступить мог только настоящий друг.

Я видел, как светлели лица Евсея, Мити-Цыгана, Отченашева. Да и как не гордиться такой Родиной, армией, несущей другим народам не гнет, а свободу, хлеб — голодающим, фрукты — детям.

Я знал, впереди бои не только с гитлеровцами, но и с националистическими бандами — заклятыми врагами новой Польши, Советского Союза, Красной Армии. И еще раз напомнил бойцам: каждым своим шагом, каждым действием, своим повседневным отношением к местным жителям нам следует показать, что мы — солдаты армии мира, армии Ленина, что мы пришли в Польшу как освободители, братья.

На рассвете мы оставили Явоже.

Из объяснительной записки РО фронта

«В начале января 1045 года я получил приказ Центра поручить Правдивому немедленно разведать гарнизон города Сосковец. С этой целью послал Правдивого и Грозу в город Сосковец.

…Наступление нашей армии застало их в Сосновце. Связь с ними я потерял. Как сообщил мне впоследствии Гроза, Правдивый вернулся из Сосновца в Кшешовице и сказал Грозе, что он поедет за женой и вместе с ней явится в нашу часть. Гроза сообщил ему пароль для явки. Вместе с Грозой до последнего времени был Молния. С ним Гроза расстался в Кшешовице. Молния, как предполагает Гроза, теперь находится в нашей контрразведке, скорее всего в 59-й армии. Голос».

Причудливы судьбы человеческие на войне. Так и затерялись следы Молнии. Все наши расспросы ни к чему не привели. Не исключено (Гроза, возможно, ошибся), что Молния, как и Курт Пекель, убит шальной пулей. Впрочем, с ним могли расправиться местные партизаны, и не подозревающие о его связях с нами.

А Правдивый? Жену свою он не застал в Кшешовице. Отмана задержали контрразведчики Белорусского фронта. Показания матерого абверовца прозвучали настолько фантастически, что в них в фронтовой спешке никто не поверил. Отмана, пока суть да дело, отправили на Урал в лагерь для военнопленных. А между тем его разыскивали. И не только мы.

В Белоруссии подразделение Отмана принимало участие в карательных операциях против наших партизан. Его судили в Минске как военного преступника, приговорили к длительному сроку заключения.

Несколько лет спустя, когда отыскались следы Отмана в одном из наших лагерей, я подтвердил показания Правдивого, его активное сотрудничество с группой «Голос». Советское правосудие, тщательно все взвесив, нашло возможным досрочно освободить Отмана из заключения.

Гроза встретился с советскими войсками в районе Санки. Его доставили в армейское отделение разведки. Обменялись паролями: Голос направляет меня к Павлову, Павлов принимает. Под вечер 19 января Алексей Шаповалов уже был в разведотделе штаба фронта.

Приступил к своим обязанностям секретарь Краковского городского комитета партии Юзеф Зайонц. Как-то на второй или третий день освобождения в дверях его кабинета внезапно выросла знакомая фигура в новенькой шинели в лейтенантских погонах. Черные цыганские кудри. Улыбка до ушей.

— Алексей!

— Михаил!

Смотрели друг на друга, как люди, сбросившие с себя огромную тяжесть и ответственность.

А в это время наша группа, смешавшись с отступающими частями вермахта, все еще двигалась на запад, продолжая выполнять свою задачу.

«21.1. Павлову.

Наблюдением разведчиков моей группы 20.1 проследовало через Сулковице направление Вадовиц, через Будзув грузовых автомашин с живой силой 520, легковых 238, мотоциклов 113, танков 4, подвод 847, орудий 18. Разведчик группы застрелил немецкого солдата из числа ехавших в этом направлении Карла Гут, он принадлежал к 1085-му полку 545-й гренадерской дивизии. № 100 — Голос».

«21.1.1945 Г. Павлову.

Наблюдением с утра началось большое движение автотранспорта, подвод, пехоты Мысленице по шоссе через Стружа, Тшебуня, Бинькувка, Будзув. Движение через Сулковице, Гарбутовице продолжается. № 101 — Голос».

«21.1.1945 г. Ростопшин, Шиманский и я взяли в плен 9 немецких солдат, из них 2 обер-ефрейтора, все они приписаны к 344-й дивизии».

«21.1.1945 г. Житель села Гарбутовице Юзеф Каспак взял в плен радиста 59-го немецкого корпуса и привел его к нам».

Мы двигались в тот день по дороге, запруженной разбомбленной и просто брошенной немецкой техникой. Брошенной, пожалуй, было больше.

Орудия, броневики, перевернутые полуобгоревшие штабные машины. В кюветах — разбитые велосипеды. Встречались и целехонькие бронетранспортеры. То ли вышло горючее (где его добудешь в такой спешке), то ли замерзла вода, а отогревать ее некогда.

В Гарбутовице у деревенского студня — колодца — остановились на привал. Немцев в селе уже не было. Я — долой куртку, гимнастерку. Стою, по пояс обтираю себя снегом. Вдруг — хохот, свист. Смотрю: дед, ростом маленький, седой как лунь, с бородой как у гнома. За ним мальчишки ведут мотоцикл. А впереди деда вышагивает с поднятыми руками долговязый верзила ефрейтор. Дед — ко мне:

— Прошу пана капитана принять шваба. А мне оставьте автомат и мотоцикл. В хозяйстве пригодится.

Из рассказа деда Каспака я понял следующее. Еще утром через село проходила колонна отступающих немцев. Ефрейтор — радист 59-го корпуса — драпал на мотоцикле. Заскочил во двор. Попросил напиться. Автомат повесил на руль мотоцикла. Дед когда-то служил в армии. На ходу оценил обстановку. Вынес из сеней глиняный кувшин, доверху наполненный домашним яблочным квасом. Ефрейтор жадно обхватил руками кувшин, припал к горлышку. Дед рванул автомат, наставил на «гостя»: «Хенде хох!».