Так как мне ответить на твой вопрос, дорогой мой Шурец?

— Что ты умничаешь? — вяло сказал он. — Тоже мне… блин… ты же понимаешь, нет?

— Все равно русским надо объединяться, — напряженно сообщил полковник. — Русские терактов не устраивают.

— Да? — спросил я. — А царей кто убил? Евреи?

— Подожди, — сморщился Шурец. — Дело даже не в том. В конце концов нерусских тоже взрывают. Я выпил, а… а ты меня все сбиваешь, главного не даешь сказать. Вот у них в конторе, — он мотнул головой в сторону полковника, — замечательная идея появилась. Русский, нерусский — не суть. Другое важно. Важно, что, если кто что-то замышляет, нужно его на подходе брать. Он еще только подумал бомбу подложить, а его уже взяли. Тогда все и кончится. И не фиг тут рассуждать. Мы с тобой аниматоры, Серега! Вот скажи: ты пробовал в живого человека влезть?

Похоже, он совсем с ума сошел. Мне стало наплевать, чем кончится наше застолье, и поэтому я сказал с циничным вздохом:

— Еще как!.. И почти всегда получалось, за редкими исключениями…

Шурец дико на меня посмотрел.

— Опять ты! Я же серьезно!

— Ах, серьезно? Ну если серьезно, так, может, тебе «скорую» вызвать?

— Нет, ты скажи! — настаивал он. — Скажи!

— Сначала ты мне скажи. Мусульман анимировать можно?

— А чего ж? — с пьяным добродушием отозвался он. — Почему нельзя?

Можно… Я сколько раз… Хуже только получается… Нет, знаешь! — оживился он. — Я вот на живого смотрю — и уже знаю, как его анимировать, если он, не дай бог, мертвый будет. Так, может, прямо в живого в него и влезать? А?

И уперся в меня взглядом совершенно безумных глаз.

Полковник заинтересованно подался вперед, и я наконец-то разглядел его петлицы.

Он тоже был из ФАБО, вот какая штука.

Анамнез 5. Валентин Белозеров, 59 лет (начало)

Уж кто кто, а мы с тобой, слава богу, точно знаем, как устроен бизнес…

Лева присмотрелся к вазочке с крупными черными маслинами и тут же поддел одну собственной вилкой, чем несколько покоробил Белозерова, который даже одинокие завтраки в периоды краткого холостякования предпочитал проводить при полной сервировке, включающей крахмальную салфетку и серебряную подставку для куриных яиц.

Между тем Лева, неспешно пожевывая, продолжил:

— Никто ничего нового не строит. Верно? А если кто-то строит, то делает это либо с очень сильного бодуна, либо в состоянии какого-нибудь иного аффекта. Придет ему какая-никакая мыслишка — и вот уж он по банкам бегает, в грудь себя бьет, предъявляет бизнес-план, убедительно доказывает, что задуманный проект а) экономически выгоден, б) принесет немалый барыш банку и в) полезен стране в целом, потому что позволит а) открыть новые рабочие места, б) улучшить отношения с Китаем, а также в) решить проблему ЖКХ посредством увеличения налоговых отчислений в местный бюджет… И еще много всякого бла-бла-бла. Причем совершенно бесхитростного и честного. В конце концов безумец получает вожделенные кредиты и принимается за дело…

Лева прервал повествование, сплюнул косточку в ладонь, внимательно ее разглядел, а потом почему-то пульнул в люстру.

— Похоже, давно в тир не захаживал, — заметил Белозеров, наблюдавший за чудачествами старого друга с хмурой усмешкой.

— Да что мне тир, — отмахнулся Лева, цепляя другую маслину. — У меня вон этих тирщиков-дармоедов… шагу не дают спокойно ступить…

Итак, он принимается за работу. А что между тем делается вокруг? А вокруг ничего не делается, потому что вокруг собрались те, кто никогда не впадает в состояние аффекта. Возможно, кто-то из них раньше впадал, а потом понял, что к чему, и перестал… Они окружили смелого предпринимателя — и рукоплещут. И говорят разные лестные слова. Мол, погляди-ка, какой смелый этот предприниматель! какой умный! какой молодой, энергичный, амбициозный! — в хорошем смысле этого слова… Какая у него мощная компания! какие блестящие специалисты! как они все здорово изобрели, придумали и просчитали!

Мы даже поможем деньгами! — говорят они. При этом потихоньку-полегоньку подтягивают разнообразные рогатки. И методично расставляют вокруг… А этот-то, в состоянии аффекта который… который вбухал в проект чужих денег… ну не будем много брать… ну скажем, миллионов восемь вбухал — ни черта не замечает. Платит проценты из последних сил, честь по чести. Сейчас-де проект будет реализован, уже на завершающей стадии, буквально полгода осталось до запуска, дело пойдет — и он выкрутится. Да еще отпрысков своих на три колена вперед обеспечит… ишь ты!

Вторая косточка тоже пролетела мимо люстры, дала в потолок и, отскочив, зрительно изгладилась где-то на ворсе сине-бордового ковра. Лева недовольно цыкнул (Белозеров сдержанно вздохнул), взял еще одну маслину и сказал:

— И вот у него все готово: проектная документация разработана, все согласования получены, разрешительные органы взятками окучены, строительство оплачено, все возведено и работает и даже штат персонала скомплектован, чтобы обслуживать этот, будь он трижды неладен, какой-нибудь там на ровном месте сооруженный железнодорожный маневровый район, позволяющий увеличить какие-нибудь там отгрузки нефти в восточном направлении на какие-нибудь там девять миллионов тонн в год, с каждой из которых хитроумный предприниматель получит… да пусть даже десять баксов получит, и то у него от таких сумм глаза лезут на лоб!.. И всего один шаг остается сделать, чтобы ударил, наконец, этот золотой источник, как вдруг выясняется, что именно этого-то куцего шажка он сделать и не может, потому что те, кто хлопал в ладоши, повязали его, оказывается, по рукам и ногам. И ни вправо ему, ни влево, ни вверх… ну если только вниз, в душу, бога, мать сыру землю. Время идет, проценты растут, кредиторы с ножом к горлу, а он может только сучить пятками да рассыпать бесполезные проклятия. А чуть только пальцем пошевелит, как снова — то исполнители с во-о-о-о-от такими бумагами, то бесконечные иски по копеечным делам, то банковские счета его опять арестуют, то сооружения… Да?

— Ну да, — кивнул Белозеров.

— И понимает глупый предприниматель, утирая бессильные слезы, что ошибался он, когда думал, что вышел — большой и сильный — на простор

России показать свой ум, размах и деловитость. На самом деле настоящие большие и сильные пустили его, как малька, в садок, чтоб подрос и жирку нагулял… Ну и впрямь — кой толк его жрать, когда в нем одна кость да злоба голодная? Надо подождать… А вот когда вложился, когда горы своротил, дело наладил, когда задышало оно и того и гляди осыплет искомым золотом — вот тут-то и нужно его вместе с делом слопать… Не подумал он, что большие, они потому и большие, что у них и аппетитов, и возможностей куда больше. Они ему когда-то деньжонок на пять процентов бизнеса сунули, а теперь выпьют крови на все сто. И счастлив он будет до обморока, когда, наконец, предложат десятую часть — за все про все… и предложат-то как: снисходительно… Но он не оскорбится, а с радостью возьмет — чтоб хоть не в петлю, хоть не под пулю; кое-как расплатится с долгами, а сам известно куда — под забор, Валя, под забор! Потому что именно забор — это судьба русского дельного человека, русского изобретателя… Вовсе не кабак, как думали прежде: ты в кабак-то сунься — кусается!.. а вот именно что забор!..