– Так и я подарить могу. Вещь нужная. И дорогая.

– Да, недешевая… Ну, спасибо, раз такое дело… – «Кум» дыхнул на дисплей, протер его рукавом и аккуратно положил на стол. – Только это ничего не меняет. Пятнадцать суток все равно получишь.

– За что?

– За нарушение режима. Начальник изолятора распорядился тебя примерно наказать…

– Спасибо вам большое за заботу.

– Да не за что, я сегодня добрый… – усмехнулся капитан. – Да, кстати, можешь мне еще подарок сделать. Лето на дворе, в отпуска надо ехать, но финансы поют романсы. А я в Сочи хочу, на яхте покататься. Если ты меня проспонсируешь, я тебе камеру хорошую организую, а то живешь в этом гадюшнике с урлой туберкулезной…

– Да нет, мне и так неплохо.

– Что, жадный такой?

Деньги у Вайса были. Ульян переслал приличную сумму его родителям, а они могли «подогреть» опера. Но ему вовсе не хотелось светить своих родителей. Конечно, сведения о них есть в его личном деле, но там записан старый адрес, по которому они до сих пор прописаны. В общем, так просто их не найти. Но если очень захотеть, то возможно все. Только никому они пока не нужны, и поэтому лучше не будить лиха…

– Да нет, просто мне сидеть долго, и к хорошему лучше не привыкать…

– А ты что, уже отвык от хорошего?

– Да вот, пробую.

– И как?

– Вроде бы получается.

– Тогда, считай, что тебе повезло. Сегодня этот процесс ускорится…

Прямо из кабинета начальника оперативной части Вайса отправили в штрафной блок, что находился на верхнем этаже тюремного здания. В общей камере было жарко, но туда через щели в решетке и «ресничках» поступал хоть какой-то воздух. А в карцере к решеткам небольшого оконца под потолком был приварен толстый железный лист. И еще злую шутку сыграл последний этаж – от крыши жарило так, что в камере заживо спечешься. К тому же нары здесь были намертво припечатаны к стене и открывались только на ночь. Сидеть здесь можно было только на низком постаменте с загаженной унитазной чашей, чего Вайс, конечно же, позволить себе не мог.

Сначала он сидел просто на корточках, а когда стало невмоготу, перекочевал на пятую точку опоры. Так и сидел, пока не подали ужин – кружку воды и кусок хлеба.

Хлеб черствый, невкусный, Вайс пытался запихнуть его в себя, но без толку. Зато воду выпил одним глотком, потому что пить в этом адовом пекле хотелось неимоверно.

В камере вода пошла только вечером, из крана над унитазом. Вайс не стал терять драгоценное время, разделся догола, облился с ног до головы. Хоть и теплая, но все равно приятно. Попробовал напиться, но вода имела мерзкий ржавый вкус, и он усомнился в том, что это не отрава.

Вода закончилась так же внезапно, как и появилась. Лимит исчерпался, надо ждать следующего дня.

Ночью перед отбоем появился надзиратель, он снял замок с нижних нар, и Вайс наконец-то смог растянуться во весь рост. Еще бы шайку с водой, веничек, и можно было бы отпариться как в лучшей бане.

Было так душно, что Вайс не мог заснуть, сколько ни пытался. Только под утро духота немного спала, и его все-таки сморил сон. Но чем меньше он спал, тем тяжелее было проснуться. А надзиратель торопил, подгонял, угрожая хлорной взбучкой. Вайсу пришлось соскочить с лежака, который тут же прилепился к стене.

Минут на пятнадцать пошла вода из крана, Вайс не стал медлить и успел ополоснуться, пока она не закончилась. Потом принесли завтрак – все тот же хлеб и кружка чистой питьевой воды…

А вечером ему, помимо ужина, подали соседа по камере. Это был носатый тип с узким, вытянутым вперед лицом. Злые глаза, свирепо искривленный рот.

– Козлы мусорские, мать вашу! – оторвался он на надзирателе, что закрывал за ним дверь с другой стороны.

– Тише, не быкуй! – приложив палец к губам, тихо проговорил Вайс.

– Я не понял, ты че, за мусоров подписываешься? – надвинулся на него арестант.

– Да нет, просто хлорную баню не хочу. Мне и такой хватает…

Косоротый долго и мутно смотрел на него. Он вроде бы и хотел проучить Вайса, но в то же время не решался связываться с ним.

– Сядь, успокойся.

– Да? – Арестант опасно повел плечом, будто собираясь атаковать, но Вайс даже глазом не моргнул.

У него еще было время, чтобы среагировать на более дальнее и опасное движение, но атаки так и не последовало.

– Ты мне рот больше не затыкай, понял! А то порешу! – пригрозил косоротый и присел на корточки, снимая с себя футболку.

Собор о двух куполах, ангелы на облаках, русалка в объятиях рогатого черта. В общем, программа «Ералаш» отдыхает.

– Ты че молчишь? – спросил он, с лютой мутью в глазах глядя на Вайса. Обколотый, что ли? – Я спрашиваю, ты меня понял?

Вайс промолчал. Вокруг никого нет – никто этот цирк не видит, а пришибить этого клоуна он всегда успеет.

– Ты че, крутой?

– А вдруг?

– Да я знаешь на каких делах таких крутых крутил?

Не вытерпев, Вайс все-таки ударил сокамерника. Раскрытой ладонью прямо в лоб. Это обеспечило ему минут пятнадцать спокойствия. Именно столько приходил в себя косоротый.

– Ты че, в натуре, борзый, да? – оклемавшись, с опаской спросил он.

Вайс всего лишь замахнулся, а бузотер тут же дернулся, закрывая лицо руками.

– Шуток не понимаешь, да?

Он вдруг завалился на бок, свернулся калачиком, подложил под голову сложенные вместе ладони и заснул.

Спал до тех пор, пока не появился надзиратель и не пнул его ногой в бок.

– Слышь, ты че творишь, мусор? – поднимаясь, буркнул он себе под нос и мгновенно получил кулаком в «солнышко». Удар у надзирателя четкий, мощный, на загляденье. Вайс даже мысленно зааплодировал ему.

Надзиратель не стал дожидаться, когда бузотер придет в себя, отстегнул оба лежака от стены и ушел. Вайс лег на нижний, а косоротый, очухавшись, забрался на верхнюю, где пожарче. Права качать он не пытался. И заснул довольно быстро.

Утром новичок соскочил с лежака, едва только в камеру зашел надзиратель. Вытягиваться по струнке не стал, представился нехотя. Крыланов его фамилия, зовут Юрий Михайлович. Но, как бы то ни было, порядок был соблюден.

– Я тут че, бузил вчера? – спросил он у Вайса, когда надзиратель ушел.

Взгляд у него усталый, воспаленный, но не было уже в нем вчерашней мути. И беспричинная злость не держала его за горло.

– Было немного.

– Это мы с братвой косяк вчера взорвали. Меня и разнесло. С непривычки. Шестой месяц без подогрева, а тут такая шара…

– Бывает.

– Крылан я, с двести сорок шестой хаты. Может, слышал? – с надеждой спросил арестант.