– И ты, бесполезный засранец, решил, что клочок старого пергамента поможет тебе в этом? – нервно засмеялся Виек, проводя ладонью по своем грязному покрытому щетиной лицу.

– Эти свитки – ценнейшая моя находка за всю жизнь. Тысячелетний журнал забытого культа! Уникальный сохранившийся артефакт! Я бы выручил за него целое состояние…

– Бред! – оборвал Оцарио гвардеец. – Ты, блядь, должен был разбираться не с деньгами, а со своей семьей! И тогда не пришлось бы собирать мусор по пустыням и подставлять весь отряд сегодня!

– Что толку теперь кричать и твердить мне что-то? – вспыхнул торговец, стискивая челюсти. – Я уже потерял свой единственный шанс! И в ваших глазах, судя по всему, я теперь отброс…

Нависая на Оцарио зловещей тенью, Лантея произнесла:

– В этом ты прав. Больше ни у кого здесь нет к тебе доверия. Поставив собственные эгоистичные потребности выше жизней товарищей сегодня, ты показал свое истинное лицо – лицо подлеца.

Она плюнула прямо под ноги трусливо сжавшемуся в комок торговцу и отступила к противоположной стене помещения, не желая даже рядом стоять с этим жалким ничтожеством. Виек мелочиться не стал: он от души врезал кулаком в бок Оцарио и не стал продолжать лишь потому, что Эрмина остановила его руку. Другие члены группы лишь отвели глаза в сторону и промолчали.

Так все и сидели несколько долгих часов в тягостной тишине, изредка пересекаясь взглядами и ожидая, когда же за пределами укрытия уляжется буря. Сквозь стены еще долго были слышны завывания ветра, гул воздушных потоков и шум песка, постепенно обволакивавшего убежище маленького отряда со всех сторон. И лишь когда снаружи замолкли все звуки, пустынники стали прорывать путь наружу.

Трудно было сказать, сколько времени ушло у них на то, чтобы выбраться на поверхность сквозь все слои песка, но когда они вновь сумели подставить свои лица солнечным лучам, то небо уже было чистым, как слеза. Во все стороны тянулись лишь ровные золотистые барханы, ничем не тревожимые, и не были и следа чужого присутствия. Буря улеглась.

За свою долгую жизнь альвы обыкновенно меняют три имени. Первое дается на сакральный восьмой день после рождения: альвы верят в силу имени и в его влияние на дальнейшую судьбу, поэтому родители основательно подходят к выбору. По достижении пятидесяти лет альвы сами подыскивают себе второе имя, и часто оно – подсознательное желание чего-то достигнуть. Третье имя альвы получают на столетие от соплеменников по своим заслугам или дурным деяниям. В Ивриувайне мало тех, кто перешагивает порог в полторы сотни лет, но таким долгожителям четвертое имя выбирает сам Синклит. И те, кто носят его – самые почитаемые старейшины Могучего Леса.

Волхв Уда клана Талхит из города Филд. «Гнев Омеотана»

В первую ночь после всего произошедшего спокойно спать никто в отряде не мог. Воспоминания о преследователях были еще слишком свежи, чтобы беззаботно и безбоязненно отдыхать, позабыв обо всем на свете. Теперь пустыни больше не казались такими необитаемыми, а чувство подстерегавшей за каждой дюной опасности довлело над всем посольством.

– Думаю, мы с Виеком встанем сегодня в караул, – решительно сказала Эрмина вечером на стоянке, кивая своему мужу. – Вы постарайтесь выспаться, а мы проследим, чтобы ничего не произошло и никто к нам не подкрался незамеченным.

– Разбудите и меня, как надо будет кого-то сменить, – попросил Манс, потягиваясь и с удобством располагаясь на шкурах. – Пару часов посидеть в дозоре я более чем готов.

– Может быть, и я тоже поучаствую? – робко подал голос Оцарио, но все сделали вид, что его никто не расслышал. Весь этот долгий день отношения между торговцем и остальными членами делегации не ладились, ведь отныне общаться с отщепенцем мало кому хотелось: лишь Манс еще кое-как терпел Оцарио, ведя с ним тихие беседы, и Лантея изредка могла расщедриться на парочку каких-нибудь нейтральных фраз, сказанных довольно прохладным тоном. Вот и теперь слова торговца будто бы никто не заметил, отчего тот еще больше поник и отвернулся от всех.

Первой заступила в дозор Эрмина. Выбравшись из песчаной юрты, она села спиной ко входу, чтобы в ее поле зрения оказалось все пространство перед стоянкой. Остальная группа расстелила шкуры, укрылась плащами и через четверть часа все мирно заснули, убаюканные тихим ветром и уповая на защиту своих верных воинов, неустанно охранявших покой отряда.

На следующее утро делегация двинулась в путь сразу же, как только посветлел горизонт. В середине дня им повезло набрести на извилистую неширокую речку, берега которой поросли густой травой и объемным кустарником. Вода оказалась мутноватой, но вполне годной для питья. Искупавшись и пополнив бурдюки, группа навела переправу, на скорую руку возведя из песка мост, и скорее направилась дальше.

– …Значит, эти псы, эти самые ксоло, о которых ты говоришь, и правда так умны? – с сомнением поинтересовался Манс, пощелкивая бусинами своих четок.

Они вдвоем с профессором ехали бок о бок и неторопливо беседовали с самого утра. Давивший на голову солнечный жар неустанно клонил в сон, и сопротивляться ему порой едва хватало сил.

– Еще как, – вяло ответил Ашарх, сцеживая зевоту в кулак. – Они вышколены, обучены командам и во всем слушаются своих хозяев. Опасные звери. От такого трудно унести ноги, а если вцепится клыками в плоть, то уже ничем челюсти ему не разжать – раздробит кости и раздерет мясо за пару мгновений!

– Ну, со всадником на спине они ведь не так уж и ловки… – неуверенно пробормотал Манс и легко коснулся иглы наездника в основании головы своей сольпуги. Стекло с противным чавканьем сдвинулось в сторону, из плоти выступило немного скверно пахнущего гноя, из-за чего юноша поморщился и скорее убрал руку. После головокружительной погони, случившейся прошлым днем, когда наездникам пришлось во весь опор гнаться прочь от имперцев, глубоко всаживая стеклянные иглы в тела пауков, у многих из животных раны воспалились. Грязь, занесенная бурей, вызвала заражение, и теперь желтоватый ихор сочился из отверстий почти постоянно, что никому не прибавляло хорошего настроения.

– Разве что немного теряют в скорости, – пояснил Аш. – Но все равно они достаточно маневренные, что с наездником, что без. У себя на родине ифриты вообще выращивают их не только как ездовых животных. Там ксоло – это и боевой зверь, и охотник, и верный помощник.

– Ох, не походят эти псы на домашних питомцев, совсем не походят. – Манс покачал головой. – Я с таким не стал бы даже рядом стоять, а имперцы, похоже, этих клыков вовсе не боятся.

– Они ксоло как раз особенно ценят за суровый нрав и безжалостность. Люди, к примеру, и ездить, и землю пахать предпочитают на лошадях. А ифриты коней не терпят за смирный нрав. Говорят, что если животное само себя защитить не в состоянии, то оно только в пищу и годно. Поэтому на землях империи Ис лошадей разводят на мясо, а вот ксоло заняли место фаворитов.

– А что за лошади? Ты мне о таких зверях еще ничего не говорил…