Пока они ехали сюда, она думала, что все и так достаточно плохо, до тех пор пока не вошла сюда, где повсюду — в каждой комнате, на каждой стене — чувствовалось присутствие Анабеллы. Анабелла витала даже в воздухе, которым дышала здесь когда-то. Неужели она и правда возмечтала, думала Эмили, что Митч так легко забудет свою первую жену? Неужели поверила, что он ощущает то же волшебство, какое ощущала она в его объятиях, в его постели?

Наверное, именно так она и думала. Без его любви их брак невозможен — даже ради благополучия его дома, ради вхождения в его изумительное семейство. В нем просто не будет смысла. А что касается ребенка…

Эмили отшатнулась от окна. Ребенка никакого не будет, сегодня утром это стало ясно, так что незачем и мучить себя этим вопросом. Надо радоваться, что она все же приняла это трудное решение, ведь ей было из чего выбирать. Ведь она могла просто уйти…

Просто уйти? Эмили прошла на кухню, печально качая головой. Куда ей пойти? Она сидела в этих ненавистных стенах, как в норе, пленницей собственной слабости. Почему она не сказала Митчу, что не хочет оставаться здесь? Почему не топнула ногой, не потребовала отвезти ее назад в Коррингэл, домой? Именно так поступила бы его ненаглядная Анабелла.

Но не в характере Эмили Уорнер закатывать скандалы. Она уступила, позволила уговорить себя, сдержала кипевшие в груди эмоции, потому что так жаждала его любви. И вот теперь стоит тут в одиночестве, готовая завыть от тоски.

Но слез не будет. Стоит только начать, и она не сможет остановиться. Хуже всего это изнуряющее ощущение пустоты, которое, впрочем, не имеет никакого отношения к физическому голоду. Но Эмили все равно открыла дверцу шкафчика и просмотрела его содержимое. Ничего похожего на шоколад. Ничего такого, что способно хоть в малой степени утолить душевную боль.

Но вот в дальнем углу обнаружилось наконец нечто подающее надежду — баночка сгущенного молока, и Эмили набросилась на нее, вооружившись открывалкой. Но сложное приспособление европейского производства отказывалось работать, скользило по крышке, срывалось с края и в конце концов улетело на пол.

Вот и последняя соломинка. Эмили схватила банку, и желание швырнуть ее так и пронзило все тело. Но в последнее мгновенье у нее не хватило духа. Обуявший ее гнев был направлен не столько на Анабеллу, которая отказалась от того, что Эмили больше всего ценила в жизни, или на Митча за его слепое упрямство.

Нет, она злилась на себя за то, что снова позволила себе стать жертвой, за то, что сама способствовала сложившейся ситуации. В ярости она схватила свою сумку и ключи от машины и направилась к двери… но какая-то часть ее, сохранявшая благоразумие, заставила ее все же написать записку.

Эмили вышла в холод и темноту, понятия не имея, куда направляется. Но и оставаться здесь она не могла больше ни минуты.

Митч вышел из юридической конторы, облегченно вздохнув. Замешкавшись в коридоре, он с довольным видом посмотрел на конверт, который держал в руке. Свидетельство о смерти его бывшей жены, последний недостающий документ, необходимый, чтобы оформить брак с Эмили. Получил он его на удивление просто… на удивление, потому что Митч ожидал каких-то проволочек. Ничто, связанное с Анабеллой, никогда не разрешалось просто.

Он вспомнил сегодняшний разговор с Эмили. С ней тоже все обстояло непросто, но пора ему начать искать способы уладить ситуацию, вместо того чтобы ухудшать ее, что случалось каждый раз, как он открывал рот. Со смутным чувством тревоги Митч вышел в фойе и резко вскинул голову, увидев идущего ему навстречу крепко сбитого, дородного мужчину.

— Рэндел!

Мужчина остановился, резко втянул в себя воздух.

— Ты получил то, зачем приходил?

— Да. — На этом можно было и распрощаться, и Митч готов был идти дальше, но его остановило страдальческое выражение на лице бывшего тестя. Рэндел Блейнли отлично знал, что лежит в конверте. — Мне жаль, что пришлось обращаться к вам за этим.

Что-то промелькнуло в глазах Рэндела, его осанистая фигура слегка расслабилась. Он кивнул.

— Я сначала не собирался приходить, а Дженет вообще не хотела, чтобы я передал для тебя свидетельство. Это она не пожелала встретиться с тобой тогда, в горах.

— Она все еще обвиняет меня?

— Она все еще… страдает.

Митч хорошо помнил, насколько горе подкосило Дженет Блейнли. Он даже мог до какой-то степени понять: ей просто необходимо было найти виновного, чтобы причинить боль ему.

— А вы?

— Теперь, когда прошло время, я вижу некоторые вещи яснее, — чистосердечно ответил Рэндел. — Ты не несешь ответственности за ее выбор. Надеюсь, ты сам это понимаешь.

— Мне сказали то же самое всего лишь два часа назад.

— И ты прислушался?

— Я должен это сделать.

Он должен был прислушаться не только к словам, произнесенным Эмили, но и к вещам, о которых она умолчала. И заодно к собственному сердцу. Причем сделать это следовало уже давно.

— Я знаю, что Джошуа будет очень рад увидеть вас и свою бабушку. У вашего поверенного есть мой контактный телефон, но я предпочел бы разговаривать непосредственно с вами и Дженет. — Митч протянул руку. — Мне так приятно, что вы пришли сегодня.

— И мне тоже, Митч. Мне тоже.

Его собеседник пожал протянутую руку, и в его глазах блеснули слезы. Рукопожатие двух мужчин как бы подвело итог их прежним разногласиям и положило начало новым отношениям.

С этой утешительной мыслью Митч вышел на воздух. В эту же самую секунду ему захотелось оказаться дома, рядом с Эмили. Он поднял руку, подзывая такси, и холодные капли, заструившиеся по лицу, заставили его поднять глаза к небу. Он и не заметил, что начался дождь.

Митчу сразу бросилось в глаза, что «SUV» исчез со стоянки, и вдоль спины отчетливо пробежал холодок. Неужели Эмили взбрело в голову поехать кататься по столичным улицам на ночь глядя, да еще в дождь? Не дожидаясь лифта, он побежал вверх по лестнице на третий этаж, прыгая через две ступеньки. Сердце тревожно билось.

Войдя в прихожую, он сразу повернул выключатель, и вспыхнувшая лампа немедленно осветила записку, лежавшую на столике под зеркалом, прижатую сверху банкой сгущенки. Митча сковал ледяной, арктический холод. Секунду он не шевелился, ничего не чувствовал и не видел, кроме этого листочка белой бумаги. Однажды она уже оставляла для него подобный листочек.

Нет, это не то, что было в прошлый раз!

Он выпустил дверную ручку, дверь с шумом захлопнулась за ним. На этот раз он не позволит ей уйти. На этот раз…

Но когда он пробежал глазами записку, все внутренности его сжались от новой волны страха. Он подошел к телефону и одеревеневшим пальцем набрал номер. Сердце билось в бешеном ритме. Дважды он сбивался, и приходилось набирать номер снова.

— Ну давай же, давай, — торопил он сквозь зубы, слушая долгие гудки. Нервы натянулись почти до предела, но вот наконец гудки прекратились, и он услышал тихий голос: