свою собственную компанию Tudor Investment Corporation, требовал от своих работников обязательного прочтения «Алхимии финансов»34. В предисловии к книге Джонс заявил, что теперь Соросу, будучи изданным, нужно быть осторожным; он вспоминал сцену из кинофильма «Паттон» о временах Второй мировой войны, в котором великий американский генерал наслаждался своей победой над фельдмаршалом Эрвином Роммелем. Паттон подготовился к битве, он прочитал оперативно-тактические очерки Роммеля, и в кульминационный момент он выглянул из своего командного поста и произнес любимую реплику Джонса: «Роммель, ты идиот. Я читал твою книгу!»35

Но дела Сороса шли слишком хорошо, чтобы обращать внимание на такие предупреждения. Наконец-то он сам становился одним из признанных интеллектуалов, которыми он восхищался в Лондонской школе экономики. Сорос, безупречно одетый, в больших очках и с густой шевелюрой, начал появляться на обложках журналов. Акцент выходца из Центральной Европы вносил еще больше экзотики в окружающую его ауру. Согласно статьям в журналах Сорос был знатоком глобального инвестирования задолго до того, как многие фондовые менеджеры смогли найти на карте мира Токио. Он видел будущие события, возможности, грядущие валютные контракты. Он с неимоверной легкостью побеждал в любой ситуации. Сорос управлял рынками мира из своего тихого и спокойного биржевого зала на Манхэттене, по-дружески общаясь с мировыми финансистами на пяти языках36. Журнал The Economist назвал его «самым интригующим инвестором в мире», а в главной статье одного из номеров журнал Fortune признал, что он на шаг впереди самого Уоррена Баффета как «самый удачливый инвестор своего времени, наделенный даром предвидения»37. Но так же как и лестная характеристика Сороса в журнале Institutional Investor явилась предзнаменованием унизительной потери 23 % капитала в 1981 году, точно так же все эти восхваления явились предзнаменованием катастрофы 1987 года.

Главная статья номера в журнале Fortune вышла 28 сентября 1987 года, и ее заголовок представлял собой самый актуальный вопрос того времени. «Не слишком ли завышена стоимость ценных бумаг?» — гласил он. После длительного повышения цен на рынке, начавшегося в начале десятилетия, ценные бумаги четырех сотен промышленных компаний были проданы в среднем по цене, в три раза превышающей их реальную стоимость, — наивысшей цене со времен Второй мировой войны, согласно индексу курсов ценных бумаг агентства Standard & Poor. Журнал Fortune представил Сороса как своего первого эксперта в деле о фондовых рынках, а он был уверен в успехе. Тот факт, что последователи нового курса заставили цены на рынке резко подскочить, еще не значил, что грядет катастрофа: «То, что цены на фондовом рынке завышены, не значит, что сам рынок неустойчив», — заявил Сорос. В качестве доказательства своей точки зрения Сорос привел пример Японии, где цены на фондовом рынке стремительно выросли намного выше общепринятой стоимости. В конце концов катастрофа была неизбежна. Но в Токио она наступит намного раньше, чем на Уолл-стрит.

Сорос не один играл на повышение. На следующей неделе компания Salomon Brothers выпустила аналитическую заметку, в которой говорилось, что повышение цен на рынке будет продолжаться до 1988 года; а спустя неделю Байрон Виен, известный стратег банка Morgan Stanley и друг Сороса, предсказал «новый подъем перед концом цикла». Это была эра осуществлявшихся с помощью левериджа выкупов, поглощений компаний, гибнущих от долгов, и это неуклонно поднимало цены на фондовых рынках. Жизнь трейдеров стала основой сенсационных материалов во всех журналах. До сих пор неизвестный финансист Дэвид Херрлингер смог уловить настроение того времени, он предложил компании Dayton Hudson Corporation купить их акции за 6,8 миллиарда долларов. На лужайке перед своим домом Херрлингер объяснил журналистам, что его предложение может быть розыгрышем, а может и нет: «В этом не больше мистификации, чем во всем остальном», — сказал он, и новости о приобретении контрольного пакета акций компании Dayton Hudson Corporation разлетелись по всей стране. Но обман есть обман, и Херрлингтон вскоре попал в больницу38.

Скупка акций походила на манию, что безупречно вписывалось в теорию рефлексивности Сороса. Поглощения компаний сами себя поддерживали: как только объявлялось о поглощении какой-либо компании, ее акции подскакивали в цене, перспективы возвращения приобретенных компаний на фондовый рынок в более прибыльном состоянии становились очевидными. Поток ссуд на заключение финансовых сделок рос с каждым днем; это приводило к постоянному росту цен, которые все меньше и меньше соответствовали действительной стоимости, как и предсказывала теория Сороса. Конечно же, рано или поздно сделки по поглощению компаний зашли бы в тупик, стали бы невыгодными под грузом долгов компаний, и тенденция на валютном рынке изменилась бы на прямо противоположную. Но, казалось, не было никаких оснований полагать, что валютный рынок кардинально изменится. И Сорос продолжал заниматься своим основным делом: действуя как главный философ Уоллстрит, он был в центре внимания журналистов и то и дело появлялся на экранах телевизоров.

5 октября Сорос пригласил в офис одного из своих поклонников — Стэнли Дракенмиллера, самого привлекательного руководителя фонда на Уолл-стрит, который прочел «Алхимию» Сороса и пожелал познакомиться с ее автором. Сорос увидел перед собой многообещающего молодого человека и предложил Дракенмиллеру работу39. Он хотел найти себе преемника, который смог бы управлять фондом Quantum, в то время как сам Сорос смог бы уделить больше времени философии и филантропии. Ему уже начинало надоедать управление денежными средствами и хотелось от этого отдохнуть.

Дракенмиллер отказался от предложенной ему работы, он не собирался так легко бросить все и перейти на новое место, но между этими двумя людьми завязалась тесная дружба. Дракенмиллер был высокий, широкоплечий, прямая противоположность невысокому, крепко сбитому Соросу; он был так же откровенен и прост в разговоре, как Сорос — сложен для понимания; насколько Дракенмиллер был простым, неприметным американцем, настолько Сорос был необычным, бросающимся в глаза европейцем. Но они хорошо ладили между собой. Соросу тогда было около шестидесяти, он лидировал в этих отношениях, Дракенмиллеру было слегка за тридцать, и ему еще только предстояло воспитать свое эго, поэтому он прислушивался к Соросу. И хотя их точки зрения на современный фондовый рынок во многом совпадали, их фонды тем не менее вели свои дела по-разному. Дракенмиллер был уверен, что грядет падение рынка, и он продавал все ценные бумаги на Уолл-стрит; Quantum же играл на понижение на рынках Японии и спекулировал на повышение на фондовом рынке США. Более того, Сорос нанял в свою команду еще нескольких финансовых аналитиков, и фонд Quantum получал сногсшибательную прибыль, приобретая контрольные пакеты акций компаний. Шутники с Уоллстрит называли такое занятие перепродажей «мусорных» бумаг. Оседлав волну современного рынка,