я старалась как-нибудь отстраниться от остальных. Забыться в музыке, в книгах, часто в телефонных разговорах с Бреттом. Именно с ним я и разговаривала, когда однажды услышала, как отпирается входная дверь и раздаются глухие шаги ботинок Аллена по линолеуму в прихожей.

— Здесь Аллен, — вздохнула я в трубку.

Мы продолжили разговор, довольные тем, что можно не обращать внимание на присутствие посторонних, но тут дверь в мою спальню распахнулась. В освещаемом из коридора проеме стоял Аллен, раскачиваясь на каблуках и сложив руки за спиной.

— Где твоя мама?

Едва подняв голову, я сказала, где мама, — задержалась на работе или выполняла какое-то поручение, сейчас не помню, что именно. Я не пыталась ему угодить. По-моему, я даже закатила глаза или как-то еще выразила свое раздражение. Он знал, что я недолюбливаю его и не стремлюсь скрывать это.

Аллен развел руки, в которых держал пластиковую бутылочку. Он считал, что мой младший брат уже должен отказаться от бутылочек. Я не знала, прав он или нет, но соглашалась с бабушкой, которая говорила: «Если он хочет, чтобы ребенок перестал пить из бутылочки по ночам, то пускай приезжает и ночует с ним».

Аллен редко оставался ночевать с нами еще до рождения Джориана. А когда оставался после вечеринки с немногочисленными взрослыми, которых считал достойными визита, то часто уезжал после полуночи, и я слышала шум шин его автомобиля на подъездной дорожке. К тому времени я каждую ночь включала запись Кенни Логгинса на малой громкости и засыпала позже всех в доме. Если я знала, что он остается, то увеличивала громкость. Он всегда говорил то, что мне не хотелось слышать.

Держа бутылочку у меня перед носом, он сказал:

— Вы же знаете, что я не потерплю этого дерьма в доме.

Я оглянулась по сторонам, не особо волнуясь. Один из наших самых шумных споров с Алленом и мамой произошел, когда он в раздражении отшлепал мою сестру. Я накричала на него, говоря, что он ей не отец и не должен касаться ее. И что если он еще хотя бы раз до нее дотронется, я вызову полицию. А мама накричала на меня, говоря, чтобы я заткнулась. Она сказала, что этот человек оплачивает счета, которые не оплачивает отец моей сестры. Аллен усмехнулся, развел руками и вышел из дома. Мама продолжала кричать. Она приказала мне выйти и извиниться. Я заговорила с ним через окно машины:

— Если еще раз ударишь меня или кого-то не из своих детей, я точно вызову полицию. Даже не сомневайся.

На мой взгляд, это прозвучало как серьезное предупреждение, и я не ожидала, что он когда-нибудь нарушит условия нашего соглашения.

Он вышел в коридор, громко хлопнув дверью в мою спальню.

Потом со стороны кухни послышался какой-то треск, я вышла и увидела, как он топчет пластиковую бутылочку. Ему не удавалось разломать ее до конца, и вся сцена со стороны выглядела довольно комично. Бретт до сих пор находился на линии, и я заговорила с ним, поглядывая на Аллена:

— Ага. Похоже, он взбесился.

Закатив глаза, я вернулась к себе, попытавшись закрыть дверь, но она вдруг дернулась. Я обернулась и увидела Аллена с поднятой рукой. Он выхватил у меня из рук телефон и со всего размаха стукнул им меня по щеке.

— Убирайся на хрен из моей комнаты! — взорвалась я.

Он ударил меня. Это чудовище перешло границу. Больше я этого не потерплю. В голове у меня замелькали мысли о мести, о том, как заставить его расплатиться. Бретт уже отключился, но я не сомневалась: он услышал, что произошло. Аллен вышел из комнаты, а я села на кровать. Через пару минут я автоматически упаковывала в сумку нижнее белье и другие полезные вещи, размышляя о том, где мне будет безопаснее, и отдавая себе отчет, что предполагаемый список подобных мест пуст. Может, подойдет любое место, кроме дома. Я понимала, что это неправда, но иногда мне действительно приходили в голову такие мысли. Я надела куртку, открыла окно спальни и выбралась наружу.

Спрыгнув в кусты под окном, я увидела мерцающие фары машины моей матери. Она открыла дверь, вышла на площадку и стояла, наблюдая за мной в гневе и недоумении. Потом из-за поворота показались фары другой машины, остановившейся рядом с ней. На пассажирском сиденье сидел Бретт, а за рулем — отец Бретта. Мама переводила взгляд с них на меня и наконец посмотрела на стоявшего в дверях Аллена.

— Что происходит? — спросила она.

Никто из нас не отвечал. Я прошла мимо нее и подошла к окну машины Бретта.

Мама повысила голос и повторила вопрос, переводя взгляд с меня на Аллена:

— ЧТО ТУТ ПРОИСХОДИТ?

Я проигнорировала ее и посмотрела на Бретта.

Он в ответ посмотрел на меня и спросил:

— Ты в порядке?

Я кивнула и попыталась улыбнуться, но такая попытка могла вызвать лишь еще бо́льшую жалость. Бретт наклонился ко мне и, не мигая, тихо произнес:

— Можешь уехать с нами прямо сейчас.

Из страха, что мама могла его услышать, я постаралась придать своему лицу видимость настоящей улыбки, покачала головой и ответила:

— Нет, все в порядке. Увидимся завтра!

Он посмотрел на меня с сомнением, как и его отец, но они ничего не могли поделать для разрешения ситуации. Мы все прекрасно это понимали.

Я не смотрела на маму, пока они не скрылись за поворотом. А когда посмотрела, она уже была в ярости.

— Какого черта они делали в моем доме? Ради чего приезжали?! Можно было бы ожидать чего-то подобного от матери Бретта, но отец-то у него черный. Он-то, по крайней мере, должен знать, что неприлично приезжать ко мне домой, чтобы проверять моего ребенка!

— Он приехал, потому что твой ухажер ударил меня телефоном.

Я посмотрела на Аллена.

«Я же говорила тебе, — подумала я. — Говорила тебе, что не буду молчать, вот и не стала».

Он тоже посмотрел на меня. Мама переводила взгляд с одного из нас на другого. Затем с окаменевшим лицом остановилась на мне.

— Чушь собачья, — пробурчала она.

Она не верила мне, а я злилась на себя за то, что меня это задевало, хотя я давно должна была привыкнуть к подобному отношению.

У меня возникло такое чувство, будто я задыхаюсь посреди собственной жизни, тону в ней. Дом больше не воспринимался как безопасное место. Моя мать любила грубого мужчину. Брэдли до сих пор названивал моим друзьям и их родителям, уговаривая их пересылать мне сообщения. Они не знали, что произошло между нами,