И тут происходит явление. Фигура вырисовывается в капюшоне. Высокая. Из капюшона торчит рыжая борода. Я чуть было балласт не продул, как подводная лодка, уходя на погружение в бассейне. Я бы на дне затаился, но халат помешал. Собирая с поверхности воды полы халата, обреченно смотрел на приближающуюся беду. Вот, думаю, смертельный номер и закончился, собирайте с тел номерки на пальто. Так в бассейне и останусь.

А в некрологе скажут: «Помер от явившегося утром духа литератора Ф. М. Достоевского. Прощание с покойным произойдет в легкой непринужденной обстановке загородного дома. Дресс-код мероприятия – смарт-кэжуэл в морской тематике. Пришедшим проститься будут предложены напитки и легкие закуски, любезно предоставленные безутешным рестораном «Мизандари» (ул. Садовая, 280, вход со стороны ул. Самарской, шашлыки-мчади, гоми, сациви, «Скушай что-то у Ашота!», ресторан «Мизандари» – уголок жаркой Грузии в Самаре). Траурное мероприятие будет сопровождать оркестр джазовой музыки Ефима Когана. После возвращения с кладбища состоится лотерея-аллегри с призами и танцами. Скорбим вместе с вами. Агентство «Праздник».

Пока я, прижав руки к груди, прощался с миром, медузно колыхаясь на полбассейна восточной халатной роскошью, опасная фигура бородатого сына (я в самом начале запалил интригу) молча стянула с себя капюшонную фуфайку, попрыгала попеременно на правой и левой ноге, снимая кеды, и рухнула в бассейн, окатив меня поднятой волной.

Вот чем хороши современные вещи, например, нынешние ужасные шорты до колен? Их можно не снимать вообще, ну или в случае крайней необходимости, по принуждению или по страсти. А так нет, снимать не обязательно. Вышел из леса и прямо в бассейн. Удобно.

В мокром виде борода Георгия Джоновича производит еще более удручающее впечатление. Сразу оказываешься в плену воспоминаний о церковном расколе, тощей шее Никиты Пустосвята и огненном срубе протопопа Аввакума.

– На лико твое зело любо взирати! – двоеперстно благословил я вынырнувшего наследника. – Брада – сущее благословение мужа, отрада глазу и поучение. А че рыжая такая?

Услышав в ответ короткое «Хна!», полез из воды эдаким хозяйственным бобром, поняв, что серьезного разговора сегодня с клубным сыном не будет.

– В выборе между лечением, учением и женщиной выбирай то, что подешевле! – крикнул я в исступлении на перроне.

И заплакал, махая замызганным платочком вслед уходящему поезду.

Сколько еще невысказанной мудрости таится в моей отцовской груди. Чему там научат кровинку мою в столице? На сорок-то рублей серебром!

Как объяснить молодежи, что в 1984 году я всерьез раздумывал, не разрезать ли ребро ладони и не засыпать ли туда соли, чтобы стать настоящим каратистом?

А объяснить надо. Встал вопрос о необходимости немедленного пирсинга для молодежи.

Об острой необходимости пипирсинга этого я узнал случайно, подслушивая в течение получаса телефонные переговоры молодежи. Сначала начал, по обыкновению, орать и вычеркивать уличенных из завещания. А теперь вот решил героическим прошлым своим всех уделать.

От татуировки отговорил же, показав заросший седой шерстью женский профиль на плече. Теперь буду отговаривать от пирсинга. Возьму молоток, гвоздь, табуретку, соберу волю в кулак.

Ходил в гости. Смотреть на блондинок.

Вынесли сначала блондинку Марию. Улыбчивую, в платке. Больше всего мне у Марии понравились жизнелюбивые щеки.

Видно, что Мария – дева с чувствами. Тянулась ко мне сначала руками, а когда положили на скатерть, пробовала дотянуться и ногами. Мол, гляди, какова я, не проворонь счастьице! На руках у меня вела себя дерзко, совала себе в рот мои солнцезащитные очки, тыкала пальцем мне в глаз, потом вздохнула-загрустила, и ее уволокли менять памперс.

Чуть позже в залу вошла статная блондинка Катерина. Думаю, чтобы уточнить, что тут такое происходит, если меньшую сестру оттащили в ванную и там, рыдающую, моют. Может, тут вареньем всех обмазывают или шоколадом?

Как полагается опытной модели, Катерина передвигалась на полусогнутых ногах, занося нижнюю часть корпуса несколько вперед. У блондинки Катерины взгляд был тяжел и пресыщен. Держась за стену, постояла некоторое время, а затем удалилась. Не заладилось у нас с Катериной, хотя я ей улыбался и прочее, включая печеньку. Не судьба.

Я (как опытный и заслуженный отец) давал растроганным хозяевам советы, касающиеся воспитания. Путая имена своих детей и перевирая даты, темпераментно раскрывал секреты своего отцовства.

– Следите за детями! – умолял я. – Не успеешь уследить за ребенком, не успеешь глазом моргнуть, а он уже бежит с помповым ружьем к зданию районной администрации! И по телевизору психологи, перекрикивая рев сирен, орут ведущему в прямом эфире: «Кто воспитал этого дегенерата?! Почему не была проведена в третьем классе обязательная лоботомия?! А?!» Да… Или вот, как я понял, девочки у вас. За девочками нужен совершенно иной, более суровый догляд. Девочек надо больше бить, это понятно. Выбивать из них эдипов комплекс беспощадно! Иначе девочка будет искать в каждом встречном в клубе щетинистого идиота папашу! И ведь может найти, а это нам к чему? У нас свои дочери есть…

Общался с оставшимся в строю старшим поколением.

Им трудно со мной. Они провели лучшие годы своей жизни между дьяволом и бездной, прижимаясь к дьяволу, чтобы не упасть в пропасть, или падая в пропасть, чтобы не прижиматься к дьяволу.

А тут я ангелом светленьким сверху прилетаю, чтобы оценивать их жизни. А они не продавали взбитые сливки вразвес, раскладывая их в кружевные коробочки под альпийской голубизной. Они другим всю жизнь промышляли. Они своими заусенцами могут и сейчас с меня шкуру снять. Им меня принять трудно.

Они смотрят на меня: «Понимаешь, Джон, – говорят они взглядом, – когда к нам прилетал такой же, как и ты, в пятьдесят втором, мы предприняли кое-какие действия, по итогам которых суд решал: сколько тысяч ударов палкой получат одни только свидетели этих действий… Что уж про остальных-то участников говорить? Как-то так, что ли… Не знаем, как это получше тебе обрисовать. Улетал бы ты, родимый…»

Мне с моими младшими легче, конечно. Я им прямо говорю через запертую дверь: обиду на вас не держу, поэтому платить вам не буду. Логика в этой конструкции хромает, но им и этого достаточно. Им смысл не очень важен. Они заворожены интонацией и ритмом. Я же в это время топором в косяк хреначу.

Старшее поколение – для меня загадка. А младшее – для меня каша.

Звонила дочь Александра Джоновна и выговаривала мне, что я избаловал несовершеннолетнюю внучку Елизавету Генриховну.

Оправдывался.