И тут я поднимаюсь на одре, сгребая рукой полу настеленной шинели, в глазах встает торжествующее небо цвета маренго с парящими орлами. Орудийный гром! Свист взметаемых клинков!

– Дети мои! – говорю торжественно. – Дети мои!

Ну, все скучиваются вкруг, ловят каждое слово. Отец Евстафий рукавом фонарь прикрыл, чтобы успеть вовремя сигнал из окна подать световой на колокольню. На бирже играет.

– Милаи мои, если со мной что-то случится, то вы помните, пожалуйста, – шепчу взапинку, – что если со мной что произойдет, любимые, если не станет меня, то вы все, суки, в тюрьме сгниете, поняли?! По этапу пойдете, в трюмы! На Сахалин! Если только мне что-то померещится – все! сами вскрывайтесь! А?! Что?! Молчать! Смирна! На одного линейного дистанция! Трубка семь! Шагом, далее спешно рысью, арш! Впрочем, Настасья, останься…