Ром я раньше не любил, но тут это оказался вполне приличный напиток, да и компания хорошая. Душевно посидели.

– Сань! Отвертку!

Молчание. Вернее, слышно, что снаружи кто-то разговаривает, но слов я разобрать не могу. Странно, вроде как кроме нас с помощником тут никого быть не должно. Корабль у стенки, команда на берегу. Я залез в чрево ныряльщика, демонтировать вентили, и, если мне не подавать инструмент, ничего сделать не смогу. И так-то насилу умостился да приспособился.

Наконец что-то ткнулось в протянутую к люку ладонь. Точно, отвертка.

– Рукояткой подай, – ворчу.

Вот, повернул, как положено. Страгиваю винт на фланце, но гайка на другой стороне прокручивается, и удержать ее пальцами не удается.

– Ключ давай.

– Нету здесь ключа, – незнакомый голос, тоненький, как будто мальчишеский. Вот елки, опять пацаны мимо охраны просочились! Небось Клемин как раз за одним из них гоняется, а другой тем временем сунул нос в самое секретное оружие настоящего времени.

– Около моей правой коленки лежит, смотри внимательней, – мне здесь неудобно, тесно и темно. Я только что все нащупал и, пока не свело плечо, очень тороплюсь.

– Это палочка с рожками так называется? Вот, – в мою протянутую руку ложится то, что надо, и теперь я очень занят.

Время от времени выдаю наружу открученные винты с гайками и велю складывать их в жестянку. Звяки доносятся отчетливо. Вот и последний.

– Тебя звать-то как, помощник?

– Николай.

– Видишь, труба шевелится?

– Вижу.

– Вытаскивай ее, Николай, потихоньку.

Чувствую, что за другой конец ухватились, и подталкиваю фланец со своей стороны. Чуть вправо, вышла. Теперь и мне можно вылезать. Это, кстати, серьезное испытание – упираясь пятками в палубу позади рубки, я прогибаюсь, поднимая зад, и отталкиваюсь локтями от днища. Наконец, вслед за телом, голова добирается до грозди приборов, укрепленных под передней кромкой люка и, не оцарапав ни щеки, ни лба, минует последнее препятствие.

Интересное впечатление. Словно я вылезаю из разреза, сделанного для операции, потому что в позе хирургов и их ассистентов на меня смотрят лица склонившихся над ныряльщиком людей. Разгильдяй Клемин стоит чуть в стороне в позе обелиска и сохраняет неподвижность монумента. Дюжий молодец подает мне руку и помогает перейти в вертикальное положение. Так действительно лучше видно.

– Спасибо, вашество, – на этом парне мундир с генеральскими эполетами, так что обращаюсь по чину.

Человеку этому около тридцати, ростом он велик, в плечах широк и статью дороден. Высокий лоб, аккуратные усы, и ни малейшего выражения любезности на лице – оно спокойно. Рядом мужчина постарше меня тоже в генеральской форме и с роскошными бакенбардами. Несмотря на плотный волосяной покров, маскирующий мимику, лицо его радостным блеском глаз выражает дружелюбие.

Рядом мальчишка в матроске с короткими, до колен, штанами.

Это, так сказать, первый план. На втором – Макаров, одетый парадно, еще один незнакомый генерал и, в качестве декорации, помощничек мой, вытянувшийся во фрунт. Дальше маячат красиво одетые военные, но они далеко и играют роль фона.

Описанная сцена должна быть дополнена пониманием, что владелец бакенбард – государь-император Александр II. Его портрет висит у нас в кают-компании. Здоровяк – наследник престола, а мальчик – должно быть, это будущий Николай Кровавый.

Естественно, уяснив диспозицию, я немедленно выполнил уставное замирание по стойке смирно.

– Право, Петр Семенович, не стоит так уж тянуться, мы ведь не на параде, – царя, видимо, позабавила случившаяся интермедия, да и настроение у него просто отличное. – Пройдемте, пожалуй, в каюту Степана Осиповича, он приглашал. Говорит, чай у него нынче отменный.

Мальчишка несколько куксится, видимо, угощение его не интересует:

– Дедушка, ты ведь обещал, что сегодня позволишь мне решительно всё!

На лице императора мелькает досада, и, как дед деда, я его прекрасно понимаю. Естественно, вмешиваюсь.

– Матрос Клемин! Продолжайте плановое обслуживание вверенного вам корабля. Юнгу пошлете в носовой отсек откреплять тяги ходового устройства.

– Разве я юнга? – мальчишка и обрадован, и озадачен.

– Раз в морской форме и на боевом корабле, значит юнга, – в моем голосе звучит железобетонная уверенность. Ее неожиданно поддерживает верзила:

– Ничего не поделаешь, Ники, на флоте действуют строгие морские законы, и все должны им следовать, – получается, Сан Саныч, хоть и цесаревич, но человек с понятием.

В глазах же деда плещется веселье. Он, едва Клемин затолкал царевича во чрево ныряльщика, откровенно улыбнулся и извиняющимся тоном произнес:

– Ему сегодня девять исполняется, а я имел неосторожность проявить излишнюю снисходительность к внуку – обещал в этот день позволить ему решительно всё. Для того, чтобы это исполнить, пришлось везти его с собой – ведь невозможно что-то разрешать, если мы находимся в разных местах.

* * *

Ничего себе компания! Император с наследником и мы с Макаровым. Вестовой мухой завершил сервировку и, отпущенный жестом командира корабля, неслышно испарился.

Ничего не понимаю. Что за разговор нам предстоит, если собран столь узкий круг лиц с главой государства в их числе?

– Степан Осипович отказался отвечать на вопрос о сроке готовности «Великого князя Константина», не посоветовавшись с вами, Петр Семенович. Поэтому мы и поспешили сюда, чтобы скорее узнать ответ.

После этих слов государя я внутренне обмер. Труба всем планам и затеям. Надо срочно сколачивать старые неуклюжие торпеды и бежать распугивать турок. Что же, доски доставлены сегодня утром, завтра до полудня команда вернется из увольнительных, и к следующему дню все отстрадают похмельем. Так что послезавтра к вечеру столярку и малярку завершим. За пару дней загружу динамит, а с ракетным порохом и без меня управятся. Автоматы глубины поставить недолго, их еще в походе наделали. Через четверо суток можно выходить.

Эти мысли я вслух не произношу. Они – для внутреннего употребления. А вот Макарову сочувствую. Получается, что выдержал он не легкий бой, а тяжелую битву, пытаясь оттянуть начало нашего следующего похода. И я понимаю его – людям нужно дать передохнуть – мы ведь, считай, только что вернулись из весьма напряженного, очень даже делового вояжа.

Ну да это – дела житейские. Понять бы, для чего понадобился государю наш самый мощный миноносец Черного моря. Ведь мне об этом ни за что не скажут. Попробую прикинуть к носу известные факты.

Мы крепко побеспокоили турков, и они начали прощупывать почву для переговоров. Это – раз.