Через неделю на сулинском рейде произошло сущее безобразие. Турки оградились бонами, выставили дозорные корабли, заранее спустили на воду шлюпки с сетями и вооруженными солдатами. Правда, меры предосторожности на этот раз оказались эффективными – они потеряли только один корабль насовсем, ну и один получил досадные повреждения.

А утром прекрасно разглядели вдали красавца «Великого князя Константина» и рыщущие туда-сюда катера. Тогда свои драгоценные броненосцы они затащили в речную протоку, которую отгородили от моря цепью. И снова в море маячит черно-белый пароход, а вскоре взрывается один из кораблей как раз в момент, когда те же катера нагло маячат у всех на виду.

Что делать? Куда бежать? Решили уйти вверх по протоке, хотя господа офицеры в один голос утверждают, что глубины на их пути для ряда крупных кораблей недостаточны и, скорее всего, они сидят где-то на мели. Полагают, что командир турецкой дунайской флотилии Гуссейн-паша сейчас ругается с морским командованием из-за блокирования этого важного пути, охране коего уделено столько внимания. Ну, это просто фантазии. На самом деле флот мог и вернуться или вообще остаться стоять на месте. Разведку мы не проводили, потому что во второй раз прорываться через камыши Макаров меня не отпустил категорически. Так и сказал:

– Нельзя считать противника глупым. Наверняка в тех камышах сейчас полным-полно солдат. И не забывайте, «Маленького ныряльщика» видели. Сначала ваши художества у берегов Кавказа наблюдали с берега. Потом на сулинском рейде, даже обстреляли с проходящего корабля. А поклевка на лобовом стекле рубки, которую вы привезли из вылазки в протоку?! Тоже ведь имело место попадание пули в крайне уязвимое место.

Иван Иванович с Сергеем Петровичем озаботились прихватить газеты с досмотренных пароходов и расспросили членов команд о том, что за слухи сейчас циркулируют относительно Батумского дела. Поговаривают, что русские воспитали дельфина-минера и посылают его в сопровождении катеров с «Великого князя Константина» топить неприятельский флот. Не стоит давать повода для того, чтобы это заблуждение развеялось.

– Господа офицеры, потрудитесь занять места вахтенных, а всех нижних чинов пошлите ко мне. Без доверительного разговора с командой при наших делах никак не обойтись. Устное народное творчество должно послужить верой и правдой любезному отечеству нашему. Что-то трогательное следует донести до ушей широкой публики о нежной дружбе козы Маши и дельфина-афалины Кеши. Это непременно на долгое время займет умы севастопольцев и, надеюсь, дойдет до неприятеля в самом замысловатом и приукрашенном виде.

* * *

Не напрасно к Степану Осиповичу сохранилось столь уважительное отношение даже через век с лишним. Голова. Образованный моряк, прекрасный тактик. Сказал бы: стратег, – но это суждение не моего уровня. Энергичный организатор и… повезло России.

Мы спускаем с левого борта пассажирский трап и ждем прибытия шлюпки с турецкого броненосца. «Ассар и Шевкет» вышел из Босфора и поднял сигналы о мирных намерениях. Так что Измаил Максимович Зацаренный отвернул в сторону и покачивается на своей «Чесме» поодаль. Мы тоже дрейфуем и поглядываем на низкий силуэт грозного броненосца, замерший милях в пяти. Гадаем: дострелит или не дострелит? Это на случай, если его командир решил нас подло подловить.

Иван Иваныч и Сергей Петрович стоят на мостике в парадной форме, рассуждают о пушках Армстронга и сравнивают их с орудиями Круппа, положительно отзываясь о вторых. А еще они недоумевают, почему неплохой корабль французской постройки оснастили этими английскими недоразумениями, заряжающимися, вы подумайте, с дула!

Поспешу отметить, что о мощи Британского флота наши офицеры вообще отзываются скептически. Критикуют и деревянные днища английских броненосцев, и дульнозарядную артиллерию, весьма нечасто стреляющую и нередко выходящую из строя от своей собственной пальбы. Хотя признают, что, после взрыва десяти-пятнадцати пудов динамита у борта, разница в кораблестроительных концепциях ведущих морских держав заметно нивелируется. Одним словом – травят, но интеллигентно. Мне очень нравится некоторая чопорность языка, которым нынче изъясняются.

Матросы с винтовками в руках одеты по первому сроку и вид имеют совершенно нерабочий. Они сейчас орлы. Соколы. Морские ястребы. Даже первогодки выглядят молодцевато и грозно.

Вот наконец-то подваливает паровой катер. Такой же, как и наши «Синоп» с «Навариным». По существу, это обычная шлюпка для сообщения с берегом или другими кораблями в порту, просто движущаяся не силой гребцов, а приводимая в действие немудреной паровой машиной. Как мне сказали, французы выпускают их серийно, и нынче они очень распространены как в торговом флоте, так и на военных кораблях. В волнение в них крайне неуютно, а скорость в шесть-семь узлов достаточна для перемещения по гаваням и рейдам, потому что о применении их в качестве боевого средства проектировщики даже не помышляли. Разъезжать по защищенным акваториям и выходить в торпедную атаку – это, как говорят в Одессе, две большие разницы.

Если не лукавить, то у России вообще нет сейчас Черноморского флота. Его изничтожили после Крымской войны – таковы были условия мира. Пару броненосцев береговой обороны, построенных по проекту адмирала Попова, моряки не одобряют, потому что их круглые, если смотреть сверху, корпуса, вихляют на ходу и начинают вращаться при стрельбе из собственных пушек. Зато Турция имеет от восемнадцати до двадцати двух броненосных кораблей. Почему такой разброс? Так это зависит от того, кого кем считать. И где оно плавает, потому что в Красном море тоже имеются морские силы, и в Дунайской флотилии защищенные броней корабли имеются. В том числе и способные на морской переход.

Хотя уже на семь меньше – нашими трудами. Измаил Максимович сейчас поглядывает с «Чесмы» в сторону восьмого – живо представляю, как плотоядно поблескивают его восточные глаза.

Макаров лично спустился на нижнюю площадку трапа и разговаривает с человеком в феске. Впрочем, все прибывшие в фесках. О чем речь – не слышно. Да и не по-русски они беседуют. К тому же волны плещут, заглушая слова.

Вот наш командир взял пакет, вскрыл, прочитал, отдал вестовому. Сделал ручкой и поднимается обратно на борт. Если я не ошибаюсь, только что на моих глазах несколько раз были нарушены: морская вежливость, этикет и правила хорошего тона. Ну-те-с, ну-те-с.

Катер уходит – ему еще час возвращаться к «Ассар-и Шевкету», а мы так и лежим в дрейфе.

– Чего турки от нас хотели, Степан Осипович? – Писаревский по праву раненого полагает, что несдержанность будет ему прощена, и позволяет себе проявить нетерпение.

– С первых же слов прозвучала просьба о перемирии. Естественно, я послал их к государю. Вопрос такого масштаба не в моей компетенции, как вы понимаете. Тогда он сует мне пакет, мол, отвези командованию. Коварный. Думал, что если в невысоких чинах, то прямо сейчас и помчусь.

Ладно, говорю, давай, как свое дело до конца доделаю, так и свезу, потому что попутно. Только прочитаю сперва. Глянул в их бумагу, а она, и правда, государю адресована. Просят переговоров. В общем – мудрят чего-то турки. Чай, телеграф-то у них имеется, могли бы и не утруждаться, дразнить нас своим появлением. Я им дал три часа, чтобы убрались, а потом, сказал, за себя не ручаюсь. У меня, такое дело, приказ на ведение боевых действий.