– Второй решил, что отнимать руку не надо?

Леди Уинстед мрачно усмехнулась:

– Нет, он сказал, что почти наверняка руку придется отнять. Но вначале можно попробовать прочистить рану. Хорошенько прочистить.

– Именно это я и пыталась сделать, – быстро заговорила Гонория. – Думаю, я извлекла немало…

– Хорошее начало, – произнесла мать. – Но… – Она сглотнула.

– Но что?

Мать пристально смотрела на рану Маркуса, слегка прижимая ее тканью. Она так и не взглянула на Гонорию, когда заговорила:

– Доктор сказал, если твой отец не будет кричать, значит, мы недостаточно хорошо чистим.

– Ты помнишь, что он делал? – прошептала Гонория.

Леди Уинстед кивнула.

– Да, – тихо произнесла она.

Гонория ждала. И боялась того, чего ждала. Мать подняла глаза:

– Нам придется связать его.

На то, чтобы превратить спальню Маркуса в операционную, потребовалось меньше десяти минут. Миссис Уэдерби вернулась с горячей водой и запасом чистой ткани. Двое лакеев, несмотря на ужас, написанный на их лицах, крепко привязали Маркуса к кровати.

Леди Уинстед попросила ножницы. Самые острые и самые маленькие из всех, какие были.

– Я должна отрезать омертвевшую кожу, – объяснила она Гонории. – Я видела, как доктор делал подобное с твоим отцом.

– А ты сама это делала? – спросила Гонория.

Их взгляды встретились. Отвернувшись, леди Уинстед ответила:

– Нет.

– Ой. – Гонория сглотнула. Больше ей нечего было добавить.

– Это не сложно, если держать себя в руках, – сказала леди Уинстед. – Большая точность не нужна.

Гонория растерянно взглянула на Маркуса, потом – в полном недоумении – снова на мать:

– Не нужна? Что ты имеешь в виду? Это же его нога!

– Я знаю, – ответила мать, – но уверяю тебя, ему не повредит, если я отрежу слишком много.

– Не повредит…

– Ну конечно, ему будет больно. – Леди Уинстед с жалостью посмотрела на Маркуса. – Именно поэтому нам пришлось его связать. Но в итоге это ему не повредит. Лучше отрезать слишком много, чем слишком мало. Абсолютно необходимо избавиться от инфекции.

Гонория кивнула. Смысл в словах матери был. Мрачный, но был.

– Я сейчас начну. Многое я могу сделать даже без ножниц.

– Конечно. – Гонория смотрела, как леди Уинстед садится рядом с Маркусом и погружает ткань в крутой кипяток.

– Могу ли я как-то помочь? – спросила Гонория, почувствовав себя ненужной.

– Садись с другой стороны, – ответила мать, – рядом с его головой. Разговаривай с ним. Возможно, его это успокоит.

Гонория сомневалась, что Маркуса может что-то успокоить, но последовала совету леди Уинстед. Все лучше, чем тупо стоять рядом и ничего не делать.

– Здравствуй, Маркус, – сказала она, придвинув стул ближе к кровати.

Она не ждала, что он ответит, и он действительно не ответил.

– Знаешь, ты серьезно болен, – продолжила она, пытаясь придать голосу радость, хотя слова были совсем не радостными. Она сглотнула, потом заговорила снова: – Но похоже, моя мама – специалист в таких вещах. Правда, замечательно? – Она не без гордости оглянулась на леди Уинстед. – Должна признаться, я совершенно не думала, что она в этом разбирается. – Она наклонилась к его уху. – Я думала, что мама из тех, кто теряет сознание от одного вида крови.

– Я все слышу, – заметила мать. Гонория виновато улыбнулась:

– Прости. Но…

– Нет нужды просить прощения. – Леди Уинстед горько улыбнулась и продолжила работать. Не поднимая головы, она сказала: – Я не всегда была такой…

Повисла тишина, и Гонория поняла – мать подбирает слова.

– Такой решительной, когда ты нуждалась в этом, – наконец закончила леди Уинстед.

Гонория сидела неподвижно, прикусив верхнюю губу, думая над словами матери. Это извинение – точно так же ее мать могла сказать «Прости меня».

Но это еще и просьба. Леди Уинстед не хотелось больше обсуждать эту тему. Достаточно трудно признать свою ошибку. И Гонория приняла извинения так, как хотела ее мать. Она повернулась к Маркусу и сказала:

– Вероятно, никто и не подумал осмотреть твою ногу. Кашель, знаешь. Доктор думал, в нем причина жара.

Маркус вскрикнул от боли. Гонория быстро взглянула на мать, работавшую теперь принесенными миссис Уэдерби ножницами. Она полностью раскрыла их и направила один конец на ногу Маркуса, как скальпель. Одним плавным движением она сделала длинный надрез, прямо в середине раны.

– Он даже не поморщился, – удивленно сказала Гонория.

– Это не самая болезненная часть.

– О, – произнесла Гонория, снова переводя взгляд на Маркуса. – Что ж. Видишь, все не так плохо.

Он закричал.

Гонория быстро подняла голову и увидела, как ее мать возвращает лакею бутылку бренди.

– Ничего-ничего, было плохо, – сказала она Маркусу, – но вряд ли станет хуже.

Он снова закричал.

Гонория сглотнула. Ее мать поправила ножницы и теперь отрезала кусочки плоти.

– Ничего, – продолжила Гонория, погладив его по плечу. – Лучше станет немного позже. По правде говоря, я не знаю когда. Но я буду здесь все время, обещаю.

– Все хуже, чем я думала, – пробормотала леди Уинстед.

– Ты справишься? – спросила Гонория.

– Не знаю. Я попробую. Просто… – Леди Уинстед замолчала и глубоко вздохнула. – Может кто-нибудь вытереть мне лоб?

Гонория хотела встать, однако миссис Уэдерби поспешила на помощь и накрыла лицо леди Уинстед холодной тканью.

– Здесь так жарко, – произнесла мать.

– Доктор требовал держать окна закрытыми, – объяснила миссис Уэдерби.

– Тот же доктор, который не заметил гигантскую рану на ноге? – саркастически уточнила леди Уинстед.

Миссис Уэдерби не ответила. Но приоткрыла окно. Гонория внимательно смотрела на мать, с трудом узнавая эту строгую, решительную женщину.

– Спасибо, мама, – прошептала она.

Мать подняла глаза:

– Я не собираюсь позволить этому мальчику умереть.

Маркус уже давно не был мальчиком, но Гонория не удивилась.

Леди Уинстед вернулась к работе и очень тихо сказала:

– Ради Дэниела.

Гонория замерла. Мать произнесла это имя впервые с тех пор, как Дэниел бежал из страны.

– Дэниела? – осторожно повторила за матерью Гонория.